Репетитор

Б о р и с. Э, ладно: вам скажу, вам это даже надо знать! Представьте себе невесту, которая буквально у входа в загс бормочет: «Прости меня», швыряет цветы и бежит, бежит, как черт от ладана… Красиво? Мало мне позора перед людьми, мало того, что у моего отца был сердечный приступ, так еще сорвалась моя командировка в Англию на год — сами знаете, как у нас любят посылать неженатых. О своих чувствах я уж и не говорю… (Пауза.) Да бросьте вы эту сигарету, она намокла у вас… возьмите вот «Мальборо». А вообще-то все к лучшему, Илья Семенович… Знаете такую песенку?

В жизни всему уделяется место,
Рядом с добром уживается зло…
Если к другому уходит невеста,
То неизвестно, кому повезло!

Или я не прав?

М е л ь н и к о в. Прав, Боря, прав… Здесь можно остановить?

Б о р и с. Почему здесь?

М е л ь н и к о в. А мне еще в аптеку… И дворами отсюда — три минуты, вот через эту арочку как раз… Спасибо, и счастливо тебе.

Б о р и с. И вам, Илья Семенович. Нам, знаете, никогда вас не отблагодарить…

М е л ь н и к о в. Неправда, Боря. Патока. Правду ты раньше сказал: мой КПД мог быть гораздо выше… Привет!

Слышно, как хлопнула автомобильная дверца. Гаснет «луч воспоминаний».

Мельников смотрит на телефон. Вытащил записную книжку, нерешительно набрал номер.

Наталья Сергеевна? Мельников говорит. Дело в том… собственно, у меня нет никакого дела. Просто я видел, как вы сегодня уходили… зареванная… Напрасно вы так, честное слово. Если из-за каждой паршивой вороны… Что? Понимаю. Вы — сами… Ну добро. Добро. Сами так сами. Извините… (Положил трубку.)

Г о л о с  р а с с к а з ч и к а. Что касается той карикатуры, рисовал ее, конечно, он сам. А сейчас сделал бы это еще беспощаднее. Не нравился он себе в те дни. Очень! Сам себе был резко несимпатичен. С вами не случалось такого? Ошибки и несправедливости громоздятся друг на друга. Во рту вкус медной окалины, и снятся какие-то отборно унизительные сны, снятся бегство, преследование, суд… Обвинитель водит твердым желтым ногтем как раз по тем страницам, которые ты вырвал бы, если бы мог… Вот, скажем, читаются давние твои показания про Борю Рудницкого: «Светлая голова, цельная натура, вот кто не обманет моих надежд…» В суде среди зрителей Наташа — ирония горько кривит ее губы!.. Что же теперь  в с е х  подозревать, что они обманут? Никаких не питать надежд? Но легче воду носить в решете, чем работать учителем без надежды… Как бы то ни было, завтра пятница, и ему рано вставать.

Пятница. 8 ч. 20 м. утра. Мельников сидит в углу, почти закрывшись газетой. Входят  С в е т л а н а  М и х а й л о в н а  и  Н а т а л ь я  С е р г е е в н а.

С в е т л а н а  М и х а й л о в н а. Нет, ты плечами не пожимай, это не ответ. Не обижаешься, что я говорю «ты»?

Н а т а л ь я  С е р г е е в н а. Что вы, Светлана Михайловна, иначе было бы странно…

С в е т л а н а  М и х а й л о в н а. Вот именно. О, это вы, Илья Семенович? Доброе утро.

М е л ь н и к о в. Здравствуйте.

С в е т л а н а  М и х а й л о в н а (Наташе). Так не хочешь сказать? А ведь здесь теперь твой дом — отсюда вышла, сюда и пришла, так что обособляться некрасиво…

Н а т а л ь я  С е р г е е в н а. Я не обособляюсь, Светлана Михайловна, но, если можно, давайте после поговорим…

С в е т л а н а  М и х а й л о в н а. После так после. Илья Семенович, вы прочли в прошлой «Литературке» очерк этот… «У обрыва» называется?

Мельников кивнул.

Жуть, правда? Я не понимаю, как это пропустили, кому это на руку — печатать такое? Объясните мне!

М е л ь н и к о в. Светлана Михайловна, ску-у-ушно! Мы давно с вами топчемся на этом месте, разве не так? И у Райкина это было: больной требует, чтобы ему отретушировали его рентгеновский снимок, чтобы дописали недостающие до нормы эритроциты! Тут мы веселимся: быть такого не может! Но вот эти снимки и анализы относятся не к нашему здравию, а к общественному, и мы в точности как тот дурак: уберите, спрячьте, не волнуйте нас, не шокируйте, лучше сделайте нам красиво…

С в е т л а н а  М и х а й л о в н а. Вот видите: меня уже можно на эстраду выпускать, я могу публику позабавить!

М е л ь н и к о в. Не вы одна, не обижайтесь! С этим номером на сцену могла бы выйти половина публики… только он набил уже оскомину, стало не так смешно.

С в е т л а н а  М и х а й л о в н а. Кактус, а не человек! Нет, серьезно, Наташа, вы остерегайтесь: его колючки в последнее время никого не щадят…