Лорелея копнула глубже и выяснила все, что ей нужно было знать о будущей миссис Хилари Восс. Она была не из рабочего класса. Нет, все было гораздо хуже. Ее родители были хиппи и вырастили Хилари в коммуне в Калифорнии, в пустыне Анза-Боррего, недалеко от Сан-Диего. Хилари получила степень по гуманитарному праву и планировала использовать ее, чтобы помогать уязвимым и слабым.
Моя мать посмеялась над этим. Сказала мне, что у Хилари Восс был комплекс спасительницы, и она считала себя лучше всех остальных в округе только потому, что время от времени бралась за благотворительность. Лорелея была в трауре, когда умер Джеймс. И была менее расстроена, когда умерла Хилари.
Соррелл, с другой стороны, по понятным причинам была убита горем, и меня разбило то, что я не мог быть рядом с ней. Она переехала в Нью-Йорк, чтобы быть со своим дядей. Мы поддерживали связь по электронной почте. Раз в неделю. Затем раз в две недели. Поначалу все было хорошо, но через некоторое время мы оба настолько погрузились в свои собственные жизни, что все просто… сошло на нет. Но сегодня я увижу ее снова. После полутора лет ожидания, сегодня в ее затемненном окне спальни напротив загорится свет. Черт возьми, да.
Я подумываю о том, чтобы постучать в дверь Воссов и посмотреть, там ли Соррелл. Мы всегда вместе ездили на автобусе в среднюю школу, еще до того, как у кого-то из нас появились права. Было бы самой нормальной вещью в мире спросить ее, не хочет ли она прокатиться, но странное чувство неловкости мешает мне пересечь их лужайку и позвонить в их дверь. Как будто чья-то рука лежит на моем плече, удерживая меня.
За последние несколько лет многое изменилось. Возможно, Соррелл даже не узнает меня. Мы были детьми, когда она ушла, нам едва исполнилось тринадцать. С тех пор я вырос почти на два фута. Даже я могу видеть изменения в себе, когда смотрюсь в зеркало: я стал шире. Благодаря всем упражнениям и времени, которое провожу в спортзале, будучи членом команды по лакроссу, я уже не тот неуклюжий, непропорциональный мальчик, каким был раньше. Она оставила меня ботаником, а теперь я… что-то другое, наверное. Есть все шансы, что маленькой властной Соррелл Восс, чье мнение всегда значило для меня больше, чем чье-либо еще, может не понравиться человек, которым я становлюсь.
Иисус. Я ей совсем не понравлюсь, если Соррелл узнает, как долго я просидел возле ее дома, обсуждая, стоит ли мне пойти к ней, черт возьми. Я сажусь в «Мустанг», называя себя слабаком, ругая себя, когда въезжаю в лес, пробираясь через повороты, ведущие к «Туссену». В течение пятнадцати минут я извожу себя подобным образом, ведя машину все быстрее и быстрее, предвкушение нарастает во мне до сумасшедшего уровня.
Мне кажется забавным, когда я достигаю отметки на полпути к академии, что сегодня будет первый день Соррелл в «Туссене». Я не могу перестать улыбаться.
Каллум и Себ ждут меня на моем обычном месте на парковке. На них футболки команды академии «Туссен» по лакроссу; в тот момент, когда я смотрю на них и вижу их идеально уложенные волосы и белоснежные кроссовки «Адидас», я понимаю, что Лани была права — я стал спортсменом. Я тусуюсь со спортсменами. Я занимаюсь гребаным спортом.
Каллум набрасывается на меня, как только я глушу двигатель «Мустанга».
— Ну? Старик надрал тебе задницу?
Я захлопываю дверцу машины.
— Зачем ему надирать мне задницу?
— Потому что тебя чуть не отстранили на три недели! Я поражен, что тебе вообще разрешено ступать на школьную территорию.
Ха. Я ввязался в эту драку только потому, что болтливость Каллума втянула его в дерьмо с Джоной, единственным человеком в «Туссене», с которым не стоит враждовать, и ему нужны были друзья, чтобы вытащить его задницу из этого. Я нанес один удар, один хороший удар, и Джона упал, как мешок с дерьмом. Естественно, я был единственным из нас троих, кого директор Форд видела распускающим руки. Каллум и Себ сбежали. Я остался, костяшки пальцев болели, кожа была рассечена и кровоточила. Я не потрудился убежать вслед за своими друзьями. Какая-то больная часть меня хотела наказания.
— Я могу пойти домой, если ты этого хочешь, — насмешливо говорю я, обвивая рукой шею Каллума сзади. Он борется с моим захватом, и вырывается после того, как тычет меня локтем в бок, заставляя меня отпустить его.
Себ стонет, наваливаясь всем весом на борт машины.
— Не поступай так со мной, Мерчант. Если собираешься сбежать, по крайней мере, возьми меня с собой. Не думаю, что смогу вынести еще одну секунду, когда этот засранец будет вести себя как крутой. Любой бы подумал, что это он вырубил Джону. Если мне придется услышать о звуке, который издала голова Джона, когда отскочила от земли, еще один гребаный раз, я официально слечу с катушек.
— Ты завидуешь, — заявляет Каллум. — Ты просто жалеешь, что это не ты его нокаутировал. Вместо этого ты просто стоял там, засунув большой палец себе в задницу.