Реквием (ЛП)

— О, черт. Ты не… — тычет в меня пальцем Себ. — Ты не знаешь об операции. — Оглянувшись через плечо, он осматривает толпу. — Ух, Тео?

— Себастьян!

— ТЕО!

И он там — мой темный принц, пробивающийся к нам сквозь толпу. Его лицо искажено эмоциями, гнев и беспокойство борются за господство над его чертами. Сначала он смотрит на меня, а затем прищуривается, впиваясь взглядом в Себа.

— Что ты сделал? — требует Тео.

— Он проговорился о моей операции, — говорю я натянуто. — Операции, о которой я ничего не знаю.

Плечи Тео поникли. Гнев, который явно нарастал в нем, исчезает, когда парень смотрит на меня.

— О, черт.

— Да. «О, черт», звучит примерно так. А теперь не мог бы ты объяснить, о чем, черт возьми, он говорит, пока я не потеряла самообладание?

25

СОРРЕЛЛ

— Это небезопасно.

Я так сильно сжимаю челюсти, что, кажется, у меня могут треснуть зубы. Хотя мне насрать на свои зубы. Я сердито смотрю на Тео, надеясь каждой клеточкой своего существа, что мое лицо точно отражает, насколько я сейчас в ярости.

Ночной воздух дрожит от снега. Огромные жирные хлопья вихрем падают с тяжелого полуночного неба, самые большие, которые я когда-либо видела. Они собираются в растрепанных черных волнах Тео и падают на его плечи, когда он расхаживает взад и вперед перед входом в академию. Здание пустынно и темно, как могила, все его ученики сбежали с пропусками в руках на выходные. Сидя на нижней ступеньке каменной лестницы, я плотнее закутываюсь в парку, слишком злая, чтобы даже мыслить здраво.

— Это непроверенная процедура. За последние несколько лет они пытались сделать ее всего пару раз, и каждый эксперимент заканчивался катастрофой. Полная потеря двигательной функции. Речевые центры нарушены. Сильные судороги, — говорит Тео, отсчитывая на пальцах список побочных эффектов. — Головокружение. Головные боли. Легочная дисфункция. Повреждения черепно-мозговых нервов…

— Тео.

— Одна девушка ослепла…

— Тео, прекрати.

Парень останавливается и поворачивается ко мне лицом. Напряженный, как тетива лука, он проводит руками по волосам, раздувая ноздри и выдыхая воздух через нос.

— Это не пройдет без последствий. Ты столько раз бросала вызов шансам, малышка. Рисковать этим было бы просто напрашиваться на неприятности.

Мне приходится бороться с желанием накричать на него. Каким-то чудом мне удается держать себя в руках, пока я не успокаиваюсь достаточно, чтобы говорить.

— Тебе не кажется, что я должна сама решать? Тебе никогда не приходило в голову, не знаю, что, может быть, дать мне всю информацию и позволить самой прийти к собственному выводу было бы лучшим способом справиться с этим?

— Я собирался сделать все это, малышка. Честно. Просто не представилось подходящего времени, чтобы поговорить с тобой об этом. И ты сейчас в порядке…

— Я НЕ В ПОРЯДКЕ! — Мой крик эхом разносится по заснеженным лужайкам «Туссена», проносясь сквозь толщу ночи, как выстрел из дробовика. Я поднимаюсь на ноги, шар раскаленной добела ярости раздувается у меня под ребрами. — Я настолько далека от того, чтобы быть в порядке, насколько это возможно, Тео. Я понятия не имею, кто я такая. Я… я не стабильна! Что угодно может заставить меня снова поскользнуться. Что угодно! Я чувствую, что почти не бываю здесь большую часть времени…

— Ты — это ты, Соррелл. Ты отлично справляешься! Ты все время начинаешь вспоминать всякие мелочи…

— Я забыла целую жизнь, Тео! Это мое, и я, черт возьми, хочу её вернуть! Я хочу вспомнить наш первый поцелуй. Хочу вспомнить тот первый раз, когда ты сказал мне, что любишь меня. Первый раз, когда мы занимались сексом. Я хочу помнить своих родителей, Тео.

— Ты вспомнишь все это. Со временем, есть приличный шанс…

— Какого рода шанс? Сколько? Мне нужны цифры.

Мускулы на челюсти Тео работают сверхурочно.

— Не так просто определить его в цифрах.

— Но он маленький, не так ли? Крохотный шанс, что ко мне вернутся все мои воспоминания?

Парень смотрит вниз на свои ноги, скрещивая руки на груди.

— Да, — неохотно признает он.

— А операция? Каковы мои шансы, если мне сделают операцию?

— Ты не можешь основывать подобное решение на том, какой вариант имеет наименьшие дерьмовые шансы, Соррелл. Они оба плохие варианты, но один из них может оставить тебя чертовски мертвой.

— Они оба могут оставить меня мертвой, — выдавливаю я. — Ты не думаешь, что это то, что я чувствую? Эта постоянная неопределенность? Мысль о том, что я могу заснуть и проснуться завтра утром совершенно другим гребаным человеком? Тебе не кажется, что это было бы похоже на смерть для этой версии меня?

— Это не то же самое, и ты это знаешь.

— Хочешь иметь дело с другой Кэтрин? Или кем-то еще хуже? А если я превращусь в законченного гребаного психопата?

— Это очень маловероятно.

— ПРОСТО СКАЖИ МНЕ, КАКОВЫ МОИ ШАНСЫ, ТЕО!

Парень поднимает взгляд, чтобы встретиться с моими глазами, и я вижу в нем целый мир боли. Он выглядит невероятно измученным, когда говорит:

— Двадцать семь процентов. Есть двадцать семь процентов вероятности, что, если ты переживешь операцию, к тебе вернутся воспоминания.

— Двадцать семь процентов — это неплохо.