Читаем Реквием полностью

– Но, завороженные неистощимым разнообразием окружающего мира, распахивались наши сердца навстречу друг другу искренне и восторженно. А как по праздникам кутили! Песни пели, танцевали, радовались! Самые светлые моменты уходят быстро и невозвратно. Но в памяти остаются. Теперь молодежь так не умеет веселиться. Топчутся на дискотеках, как стадо овец.

– Но, несмотря на достаточно заурядную внешность, я даже в юности не переживала по этому поводу, не терзалась от собственного несовершенства. Тощая? Мясо нарастет. Недостаточно эрудированна? Нагоню и перегоню городских студентов. Неуверенная? Повзрослею и избавлюсь от этого недостатка. Все от меня зависит. А моих подружек в школе прыщики на лице волновали пуще мировых проблем. Я их успокаивала, мол, они у всех бывают и у нас пройдут. Вот и не уделяла своей персоне много внимания. Некогда было. Хозяйственная нагрузка на мне будь здоров какая висела. В классе по урокам я была в двойке самых сильных. Правда, себя на второе место ставила. Но мы по очереди с Валей друг другу в затылок дышали. В вузе еще на вступительных экзаменах я почувствовала, что мой уровень не уступает городским, даже наоборот. И это для меня было самым важным и ценным. В нашей семье и в школе был высокий уровень требований. У нас не принято было хвалить.

– И было желание и убеждение, мол, я вам всем докажу!

– Нет. Я думала: «Хочу жить и работать в городе, потому что там больше возможностей и перспектив».

– А когда округлилась, не переживала за фигуру?

– Ни капли. Мне тогда уже за пятьдесят было. Я только традиционно шутила: «И почему самое вкусное не полезно для фигуры и здоровья?»

– И всё духовно-нравственное неестественно. Оно ставит границы и запреты, – засмеялась Инна.

– Вот оно-то как раз и полезно.

– Кто бы посмел усомниться. Ты всегда исповедовала строгий суровый стиль. Не от хорошей жизни, не от великой радости, – усмехнулась Инна и почему-то замолчала.

– …Мандельштама вспомнила: «В царстве мертвых не бывает…» – словно очнувшись от кратковременного сна, пробормотала Инна.

– Не надо об этом. Давай Ольгу Берггольц напомню: «Молюсь тебе сурово».

– Себе, – жестко сказала Инна. – Это верующим думается, что каждый день приближает их к небесам. Я спокойно жду своей участи. Настроила себя. А тогда, услышав в первый раз, не могла переварить того, что произошло. Открытой язвой болело сердце. Душевные терзания изводили. Не могла я принять условия игры судьбы, поверить, что дни сочтены. Я с такой силой, с таким отчаянием хотела, чтобы реальность оказалась неправдой, что она и в самом деле на какое-то время отступила, перестала для меня существовать. Все доводы повисали в воздухе. Я, как последняя тупица, думала о себе с презрением и отвращением. И неожиданно почувствовала опустошающее спокойствие. Не стало предсмертного ужаса, было только любопытство: что станет с моей душой потом… Это очень опасное состояние безразличия, вызванное шоком. Последствия бывают трагическими.

– У меня в ту страшную пору такое случалось несчетное количество раз. Оно неотступно, неустанно преследовало меня как возмездие. Казалось, весь мир ополчился против меня, – чтобы отвлечь внимание на себя проговорила Лена. – А потом я сказала себе…

– «Потом» в медицине часто означает «никогда», – довольно резко прервала ее Инна – Но это не про тебя. Знай, на всякий пожарный случай: последние месяцы, как ни настраивайся, будут самыми тяжелыми. Запасись обезболивающими лекарствами на максимум. Но будем надеяться, тебе они не понадобятся. Ты, насколько я поняла, держишь ситуацию под контролем.

«Бедная моя принцесса! Сколько драматических потрясений принесла ей жизнь! И как мало у нее было возможностей от них защититься. Не судьба, а сплошные испытания. Как с юности взяла ее за жабры, так и не отпустила».

– А помнишь, как ангел-хранитель подсказал мне лечить сухую экзему чистотелом? Нет? Иду, бывало, на работу через парк, а меня как магнитом тянет к этим желтым цветам. И я прислушалась к требованию своего организма и на три года оттянула критическую развязку с моим заболеванием. А потом закрутилась, забыла о лечении и была наказана.

– Твой добрый ангел-хранитель внутри тебя. Леньке Пантелееву и любви к чтению скажи спасибо.

– И скажу. Но ведь почему-то память выдала мне именно эту информацию.

– Атавизм сработал. Оставил тебе собачью способность к самолечению, – рассмеялась Инна.

– Боль – главная защитная реакция живого организма, – сказала Лена.

– Охотно допускаю. Только не в моем случае.

Один человек тяжко болен, но терпит, помалкивает, а другой чуть что – плачется, ищет сочувствия, требует внимания. Некоторые вовсе не больны, но имитируют болезни, чтобы облегчить себе жизнь за счет других. А мы с тобой партизанки, – с оттенком неожиданной скромной гордости сказала Инна и вдруг резко замолчала.

Неестественно спокойное лицо подруги подсказывало Лене, что та нуждается в помощи.

Перейти на страницу:

Похожие книги