Читаем Реквием полностью

– Там, перед Богом, мы все равны: худые и толстые, красивые и страшненькие, умные и глупые, любившие и ненавидевшие (Инна – и о Боге?..)

Опять наступило тягостное молчание. Лена не решалась его прервать. Инна повернулась на спину, заложила руки под голову и прикрыла веки. Но вскоре сама нарушила уважительную к своему замечанию тишину:

– В преддверии мы становимся мудрее и печальнее. Мудрость – как бы взгляд из гроба. Я бы…

Она не закончила фразы, потому что этого не требовалось.

– Еще совсем недавно во снах я видела огромные яркие картины-панорамы о своей жизни. Воспоминания рисовались удивительным мастером – воображением. Их не смог бы вживую повторить даже гениальный художник. А теперь череда снов – как похоронные процессии. Я погружаюсь в черный туннель, в глубине которого, как в чреве спящего гигантского чудовища, исчезает моя прежняя жизнь. В нем, как в далеком детстве, в безумной ярости трясутся и качаются тополя. Часто вижу тучи черных и красно-оранжевых лепестков вокруг закатного солнца. Они широкой траурной каймой плывут по небу очень медленно и торжественно. Они хоронят уходящие скорбные дни и меня. Душа тоской объята. Воображение, покинутое разумом, тоже рождает чудовищ. Я страшусь больше не увидеть рассвета, цветущих садов, не получить эмоциональный заряд от хорошей книги или картины-подлинника, не узнать то, что находится на пороге зрения. Уже не прикоснуться мне…

– Моей маме, когда она сильно болела, всё гробы снились. После этого она еще двадцать лет прожила, – сказала Лена.

– Недавно прохладно-шелковое бело-розовое трепещущее полотно зарницы во сне увидела. Подумала: это жизнь и смерть во мне борются. Ледяной судорогой свело грудь. Помнишь, как алым шелком полоскались языки пламени нашего с тобой первого костра в низине реки Крепны, там, где она с Сеймом сливается? Глаз было не оторвать.

– Еще бы не помнить, – изменившимся голосом сказала Лена. В нем совсем не было восторга.

– Сгораю я в его пламени, в пламени любви к жизни.

Инна замолчала. Лена уткнулась в ее плечо. Комок горечи подкатил к горлу. Она понимала, что Инну периодически охватывает жестокая тоска. И сейчас ей нужно только одно – чтобы ее успокаивали, отвлекали, жалели, не перечили и вспоминали радостное. И она повела разговор о детстве.

12

– А помнишь, как в детстве мы плакали и смеялись от радости встреч? Стремительно срывались с места и, взявшись за руки, неслись, неслись, куда глаза глядят, – сказала Лена.

– За село. Коровушек своих встречать с луга. Без дела меня не отпускали. Мелькали хаты, люди. Была б моя воля, я бы не останавливалась. Ты дикой козочкой перепрыгивала через кусты и канавы.

– А ты с опасной гибкостью змеи огибала их. То было настоящее счастье! Гасилось раздражение, плохое настроение улетучивалось с космической скоростью. Разрядившись, возвращались домой с чинной неторопливостью.

– Редкие, недолгие минуты счастья.

– Человек без дружбы и любви, что кувшин без дна, – сказала Лена.

– Память об этих минутах иногда, когда случалась душевная боль запредельной силы без надежды на облегчение, удерживала меня на краю от последнего гибельного шага. Внезапно настигало ощущение полноты и целостности жизни. Вялость и равнодушие, гнездившиеся в душе, улетучивались, появлялась надежда, что еще на что-то хорошее гожусь.

– Для большинства детей детство – время больших надежд и безоглядного доверия к миру.

– И сумасбродства. Как я его любила!

– Я наше село люблю. И деревенских людей. Бывало, увижу древнюю старушку – а в ее глазах детская чистота, безмерная доброта, мудрость, бездонная печаль – и плакать хочется. У нее была тяжкая жизнь, а она человеком осталась. Рада, что теперь, несмотря на массу проблем, благодаря электричеству, дорогам, транспорту и современным сельхозмашинам старики живут много легче. Природа вокруг прекрасная, а жизнь не всегда, не всех и не всем радовала.

Я сейчас почувствовала стойкий прогорклый затхлый запах нашей деревенской кладовой. Там у бабушки всегда на случай войны стояли мешки с зерном, разными крупами и мукой.

– И в нашей кладовке тоже. Там еще хранился огромный ящик с солью и хорошо упакованный короб со спичками.

– Ты про сухари забыла. Бабушка очень боялась голода. Она столько пережила за свою жизнь! Дед сочувственно говорил, что угодила она во все кровавые переделки двадцатого века. И я с детства не люблю, когда в доме мало еды, особенно если хлеба в обрез.

Перейти на страницу:

Похожие книги