Ректор моего сердца

– От нее погибали все, кроме таких огненных, как я. Считалось, что пламя не трогает представителей своей стихии. Я сам ухаживал за родителями, когда они умирали. Не будь я огненным, то подцепил бы лихорадку и умер, как все остальные. Но я чувствовал себя прекрасно, даже когда хоронил отца и мать, – Герат приоткрыл глаза и невесело усмехнулся. – Так же прекрасно чувствовал я себя, когда начал учиться в академии. Даже слишком прекрасно. Сила просто клокотала во мне. Меня называли сильным огненным, учили контролировать огонь. И у меня все получалось. Но однажды во время тренировок по боевой магии противник был слишком опасен, моя избыточная сила вырвалась наружу. Я чуть не убил его. Получил выговор от заведующего за несдержанность (вообще-то вполне характерную для огненных), и вроде на этом все закончилось. Но я больше не был спокоен. Ощущал, что мой огонь сильнее, чем должен быть. Пламени слишком много, его природа отличается от обычного внутреннего пламени огненных. И эта сила растет день ото дня. Знаете, Илона, у меня был пытливый ум. И я не намерен был сдаваться этому пламени. Я начал расследование.

– И выяснили, что этот избыточный огонь связан с болезнью?

– Именно, – сказал Герат. – Было лишь трое огненных на весь город, пораженных недугом. Я, один старый маг и мальчишка моего возраста. Я навел справки… Мальчишка спустя пару лет после эпидемии начал впадать в буйство, сжигая все на своем пути. В итоге он погиб, оказывая сопротивление, когда его пытались арестовать полицейские маги, присланные из столицы. Я понял, что, не поступи я в академию, вероятно, моя судьба была бы такой же. Пожилой маг, по слухам, сидел у себя дома, занимался исследованиями. Я съездил к нему, и мэтр Грайнсор подтвердил мои подозрения. Огненная лихорадка поражала всех. Просто огненных магов она не убивала. Она сливалась с их внутренним пламенем, удесятеряла его. Огненный маг становился сверхогненным. Огонь плескался в нем и стремился выбраться на волю. Я спросил, как это лечить. Но Грайнсор тоже не знал. Он сказал лишь, что научился загонять пламя внутрь себя. Сдерживаешь его, горишь сам, но зато не горят города вокруг тебя. Спустя два месяца он умер, его нашли скрючившимся на полу, словно что-то жгло его изнутри перед смертью. Только я знал, что так и было на самом деле… Так, Илона, уже в двадцать с небольшим я узнал о своем проклятии, – усмехнулся Герат.

– Я очень сочувствую вам! – искренне сказала я. Ужасало не столько то, что он уже рассказал. А то продолжение, что должно быть у этой истории. Ведь сейчас Герату около четырех сотен лет, у него было примерно триста семьдесят лет пытки. – А что вы делали дальше? – тихо спросила я.

– Дальше?! – усмехнулся Герат. – Дальше все становилось хуже и хуже. Сила росла, все сложнее было ее контролировать. Порой, увы, я ощущал… упоение ею. И тогда возникал риск поддаться, стать этаким огненным властелином. Но я тоже научился загонять огонь внутрь себя. Это пытка, он все равно всегда стремится вырваться наружу…

Мне захотелось положить ладонь на его руку. Но после его высказывания о том, как меня волнует его близость, не осмелилась. Только понимающе кивнула.

– Я искал способы излечиться или улучшить свое состояние, – продолжил Герат, немного помолчав. – Ведь если о моей болезни узнают, я буду признан опасным для общества. В лучшем случае окажусь в лаборатории. Только не в роли экспериментатора, а в роли подопытного. Знал и то, что король Статир не терпит в стране магов сильнее себя. Мне нужно было что-то… чтобы держать себя в руках. Я заметил, что облегчение приносят… женщины.

– Женщины? – удивилась я.

– Да, женщины. Стихийницы. Неважно, воздушная или водная. Временное объединение стихий, что происходит при физической близости. Ты ведь не девственница, Илона? Владеешь вопросом?

Я возблагодарила Бога, что не покраснела.

– В достаточной степени, таросси ректор, – ехидно ответила я, скрывая смущение за ехидством.

Герат продолжил:

– При объединении стихий эта необузданная сила как бы распределялась на четыре стихии, а не на одну. Это помогало, я становился уравновешенным. И я начал… путаться с разными стихийницами. С кем-то жил, с кем-то просто встречался. Но мой… хм… огненный нрав не давал заключить настоящего длительного союза, – усмешка. – Конечно, эпизодические связи не решали проблему целиком. Когда мне было около сотни лет, все во мне билось, как лава в вулкане. Я понимал, что единственный шанс удержать себя в узде – заключить долговременный союз, по сути брак. Никого не любил, поэтому союз по расчету. И тут подвернулись Касадра и ее отбор… Женщина, которая была мне интересна по-настоящему. Так я мог получить все. И да, признаюсь, у Касадры хватало сил создавать равновесие. Это одна из причин, почему я благодарен Касадре, что бы там между нами ни было.

– Но разве воздушная не раздувала огонь лишь сильнее? – удивилась я.