Реконструктор

Вот уже третий день мы идем по лесу. Все уже вымотались и устали, настроение неважное, если не сказать больше. Вчера исчез Пашка Ломакин – тот самый вихрастый парень. Он с момента нашей встречи на острове проникся ко мне каким-то нездоровым чувством. Видать, не мог простить своей оплошности. Все мои попытки найти с ним общий язык ничем не увенчались, он по-прежнему недружелюбно на меня косился. В какой-то момент удалось застать его за тем, как он расспрашивал обо мне Петрищева. Увидев, что я подхожу, он быстро свернул разговор и отошел к кустам. Ну вот скажите на милость, чем я не потрафил ему? Тем, что в болото упасть не дал?

Утром твердо решаю переговорить с ним в присутствии командира группы – уж от него-то он увиливать не станет!

В очередной раз сменив носильщика, замечаю, как Ломакин отстает от нас: его очередь идти в арьергарде. Он скрывается за кустами… и все. Больше мы его так и не увидели. Отойдя на километр, командир, почуяв неладное, приказал оставить носилки под охраной двух бойцов, а все остальные, в том числе и я, потопали по своим следам – искать Пашку. Ага, с таким же успехом мы могли попробовать спилить дуб перочинным ножом – это даже вышло бы скорее.

Никаких следов Ломакина мы так и не нашли, он словно растворился в воздухе. Пробовали даже его окликать – толку чуть. Никаких разумных объяснений этому не нашли. Я дипломатично помалкивал, не желая встревать со своими домыслами. А в душе понемногу стало зреть какое-то нехорошее предчувствие. Не могу сказать точно, что именно, но какую-то задницу я ощущал. Видимо, мои мысли каким-то непостижимым образом передались и Виктору – на привале он подозвал меня поближе.

– Как ты? – спрашиваю его, усаживаясь на песок рядом. А винтовку кладу так, чтобы при необходимости стрелять прямо из этой позиции.

– Нервничаешь? – кивком указывает на нее Петрищев.

– А ты? Ломакин непонятно куда и как пропал… да и вообще…

– Ты тоже что-то такое чуешь?

– Ну да, – не кочевряжусь и сразу соглашаюсь с ним. – Нехорошее чувство. Как тебе сказать… словно ночью по улице идешь, кругом свет, фонари – и все меня видят. И я, светом этим ослепленный, толком ничего и разглядеть-то не могу! А чую, что кто-то смотрит на меня, недобро так…

– Да… ты вот что… Гранату мне дай, у тебя в вещмешке есть, я видел.

– Да не вопрос. Дам, конечно. Зачем тебе?

– Мало ли… Только чтобы не видел никто, добро?

Улучив момент, сую ему под бок тяжелую толкушку М-24. Виктор тотчас прикрывает ее шинелью.

– Вот и добре. Теперь спокойнее как-то стало.

Что-то не по душе мне такое вот настроение Петрищева. Он что, не доверяет нашим сопровождающим? Непохоже… А вот надежды на них, как на опытных бойцов у него, совершенно очевидно, нет. Впрочем, у меня ее нет тоже. Да, по лесу они ходить могут. Правда, ничуть не лучше меня (или это я так зазнался?). Да и вояки из них… мягко говоря, не слишком сильные. По сторонам особо не смотрели, и только сейчас, после необъяснимого исчезновения Ломакина, стали вести себя осторожнее. С одной стороны, я их понимаю. Свой лес, немцы его не шибко-то и любят, оттого партизаны тут как у себя дома. А с другой стороны, на ум все время приходят те самые «охотнички». Ладно, десяток их удалось прикопать еще около лагеря. Да и нехило их легло в овражке – я заметил на тех солдатах знакомую форму. Но где десяток, там и второй отыскать можно. И уж тем более, получив такую основательную плюху, немцы этого просто так не оставят. Они парни упрямые и рыть землю могут долго. А уж в чем в чем, а в умении грамотно подготавливать подобные мероприятия им отказать нельзя. Неужели местные партизаны этого не знают? Послушав их разговоры, убеждаюсь в двух вещах. Первое – они не местные, их отряд расположен совсем не в этом районе, а где-то километрах в семидесяти отсюда. И второе – с такими фрицами они пока не сталкивались и, что это за ухари такие, ничего не знают. К сожалению, все мои осторожные попытки внести ясность в данный вопрос натолкнулись на откровенное непонимание. Нет, выслушать меня все-таки выслушали. Но на этом все и закончилось. Никто никаких действий предпринимать не стал. И командир их, пожилой дядька Никанор Степанович, тоже ничего не стал менять в заведенном распорядке. А когда я предложил (по собственной инициативе!) пробежаться вокруг и посмотреть, пресек мои поползновения самым решительным образом.

– Нам одного Пашки хватит! И так уже носилки тащить замаялись!

И – финиш!

На этом все мои попытки что-то изменить завершились.