Помогая друг другу, гости начинают вылезать на берег. При этом первый из них, молодой вихрастый парень, скользит по камню и вот-вот полетит назад, в болото. Он беспомощно размахивает в воздухе руками, пытаясь поймать тонкие ветки кустарника, но – тщетно.
Протягиваю руку и ловлю его за воротник пиджака. Получив неожиданную поддержку, он изворачивается, хватается за ветку и наконец выбирается на сушу. Облегченно вздыхает… и тут до него доходит… Все его товарищи стоят пока еще на тропе и изумленно смотрят на нас. Он резко пригибается и прыгает в сторону, пытаясь сдернуть с плеча винтовку. Как на грех, она там в чем-то запутывается. И со стороны его прыжки выглядят даже смешно.
Ерофеич довольно крякает:
– Ну ладно, головорез! Хорош над парнем-то измываться! Вылазь из своей ухоронки.
Дед про нее знает и одобрил в свое время мой выбор.
Не спорю с ним – он тут главный. Забросив за спину оружие, выхожу на берег.
– Руки давайте, что ли… скользко тут, особенно если с непривычки.
Гости переглядываются, и один из них протягивает мне свою ладонь.
Вытащив их на берег, спешу к дому. Надо предупредить ребят.
– Словом, мужики, такое у нас дело-то… Нет отряда вашего больше – немцы побили всех. Да и про вас, откровенно говоря, никто не знал. Если бы с Большой земли про то не намекнули, сидеть вам тут еще долго! А так – сказали нам про Ерофеича, мы и двинулись. К себе вас заберем, кто готов и идти может.
Взоры всех раненых тотчас же обращаются в мою сторону – ходячий, по правде говоря, я тут один. Пожимаю плечами – мол, не вопрос!
– И еще одна закавыка есть… – мнется старший из пришедших. – Сказали нам, что командир ваш какие-то бумаги запрятал перед смертью своей. Лагерь мы осмотрели – нет там ничего! А командование нам всю плешь проело – найти! Может, из вас кто подскажет?
Мы опять все переглядываемся. Я про это точно ничего не знаю, Кочарян изумленно приподнимает густые брови, Ларичев пожимает плечами, Марат разводит руками…
– Тайник смотрели?
Это Петрищев. Вчера он пришел в себя и с тех пор лежит, молча вперив взгляд в подслеповатое окошко. Говорить ему трудно.
– Э-э-э… какой тайник?
– Есть такой в лагере. Командир знал, я… ну еще, может быть, кто-то…
– Нет, – твердо отвечает старший из гостей. – Про тайник никто из нас не знает, и его мы не проверяли.
– Значит, там смотреть надо, – устало говорит Виктор. – Больше просто негде.
– Дык… и посмотрим! Как сыскать-то его?
– Сыскать… оно, может, и нетрудно… только заминирован он. Не сможете вы его открыть – рванет. Там одной взрывчатки с полпуда… при мне ту мину ставили, знаю, о чем говорю.
– Вот так ни фига ж себе… – растерянно чешет в затылке вихрастый парень. – Это как же теперь быть-то?
– Туда меня нести надо… на месте смогу…
– Да ты сдурел?! – вскакивает Ерофеич. – Только-только в себя пришел, оклемался… вдругорядь свалиться хочешь?
– Нет, дед! – неожиданно твердо отвечает Петрищев. – Не выжить мне. Чую я смерть – не за горами она уже… Пусть хоть с пользой помру, а не за просто так.
– Да че ты несешь-то! – не унимается дед. – Ай со мной спорить станешь?! Дык я-то постарше тебя буду и знаю больше!
– Прости, Ерофеич… – Петрищеву уже трудно говорить. – Но я
Дед замолкает, обреченно машет рукой и выходит во двор. Садится на бревно и свертывает самокрутку. Он что-то ворчит себе под нос, но никто из нас не разбирает этих слов.
Сборы не заняли много времени. Да и что было собирать-то? Винтовка и патроны при себе, копченое мясо, завернутое в листья лопуха, убрано в вещмешок. Носилки для Петрищева быстро соорудили из вырубленных в лесу жердей и плащ-палатки.
Вот и все.
Прощаюсь с ребятами, мы обнимаемся, хлопаем друг друга по плечам.
По умолчанию четверо из нас тащат носилки с Виктором. Один идет впереди, а последний топает сзади. Никакого другого варианта построения тут не придумать.
До границы болота нас провожает Ерофеич. Он мрачен и молчалив. Только выйдя на сушу, он подходит к Петрищеву и берет его за руку.
– Ну… прощевай, Витя. Не свидимся мы с тобою, должно, больше-то.
– И ты, дед, прощай. Спасибо тебе – от всех нас спасибо!
– Да ладно! – машет рукою Ерофеич. – Что ж тут такого, особенного?
И мы уходим. Медленно пересекаем поляну и скрываемся в подлеске. Идти теперь можно только так…
Проводив глазами уходящую группу, дед устало присел на пенек. Вот и еще двое ушли… а сколько их еще будет?
Он достал кисет, свернул самокрутку. Легкий дымок поднялся к нависавшим над ним еловым лапам. Надо передохнуть. До кордона еще путь неблизкий, а ноги… они уже не те, что были когда-то. Посидев еще минут двадцать, он поднялся. Забросил за спину полупустой мешок и привычно свернул на знакомую тропу.
И не заметил, как в паре десятков метров за ним сверкнули из-под нависших веток чьи-то внимательные глаза…