Река убиенных

– Да? – задумчиво окинул его взглядом подполковник. – А что, и возьму. У меня от полка – одно название осталось. Чехлов! – позвал он кого-то из черневшего неподалеку блиндажа.

– Я! – показался в проеме коренастый крепыш с пилоткой, одетой поперек головы, как треуголка.

– Перебрось пополнение в третий дивизион. Передай его капитану Грошеву.

– Есть перебросить в третий дивизион! – гаркнул Чехлов так, словно командовал парадом целой дивизии.

– Кстати, от дивизиона – тоже одно наименование… Два боеспособных орудия, – объяснил подполковник Штуберу. – Так что воевать личному составу придется без орудий, в окопах, по-пехотному.

– Последний заслон перед Днестром, – согласно кивнул Штубер. – Дело ясное. Если есть раненые, советую отправить их на машине на тот берег.

– Есть, конечно.

– Лозовский, – все еще не выпускал инициативу из своих рук Штубер, – проследите за погрузкой раненых! – А когда Лозовский приблизился, вполголоса приказал: – Ни на шаг от водителя. В случае чего, снимай его ножом или пулей и уходи то ли на грузовике, то ли пешком.

– Понял. Он у меня не пикнет.

Но уже через несколько минут ситуация изменилась. Как оказалось, двое раненых умерло, одного санитар не советовал везти в машине, потому что тряски он не выдержит, а вот в спокойствии может и отлежится. Еще троих легкораненых подполковник приказал оставить в батальоне.

– По закону Спарты, – объяснил он Штуберу, – раненые должны разделить судьбу всего войска.

И тотчас же приказал погрузить новобранцев в машину и доставить в батальон.

25

Холмистая равнина уводила все выше и выше к горизонту, и иногда Громову казалось, что они поднимаются куда-то в горы; уходят к каким-то лесистым вершинам, спасаясь от войны и собственного страха. Вот и тропинка становится все каменистей, подъемы круче, а трава на разрытых желтоватых склонах холмов – жестче и скуднее.

Однако чем ближе Громов и Кожухарь подходили к фронту, тем явственнее становилась артиллерийская канонада. А вскоре она разгорелась с такой силой, словно эти двое оказались в центре какого-то огромного сражения – окруженные, беспомощные, однако все еще хранимые судьбой.

Время от времени в сознание лейтенанта даже закрадывалось опасение, что фронт прорван, фашисты вышли к реке и уже форсируют ее, а дот принял бой без коменданта, который так и не сможет пробиться к нему.

Каждый раз, когда такая мысль въедалась ему в душу, Громов буквально наступал на пятки неспешно шагавшему впереди него Кожухарю, стараясь подогнать его, и, тяжело дыша в затылок, раздосадованно спрашивал:

– Ну, где он, где?! Далеко еще? Скоро покажется эта проклятая река?

– Чего же проклятая? Река как река! – обиженно вступился за Днестр связист, поправляя болтавшуюся у него за спиной катушку с кабелем. – И до пещеры нашей недалеко.

– Какой еще «пещеры»?! – возмутился лейтенант. – Это вы что, о доте?!

– Ото еще километр, – словно бы не слышал его слов связист, – и будем на месте. Та вы не волнуйтесь, товаришу, – забывал добавлять звание Кожухарь. – Немец же на том берегу Днестра, а мы – на этом. Кто ж ему с ходу даст такую реку перейти? С ходу ему никто не даст. Так что всегда успеем.

Говорил Кожухарь с сильным, характерным украинским акцентом, неспешно растягивая слова, словно выкрикивал их для кого-то, стоящего очень далеко. Но при этом не особенно заботился, чтобы его действительно услышали! Больше общался с самим собой. И прислушивался тоже в основном к себе.

– Да уж надо бы успеть, – в который раз мрачно соглашался лейтенант, мысленно поругивая себя за несдержанность.

– Послушайте, Кожухарь, а как вы чувствуете себя в доте? Не страшно оставаться в подземелье?

Кожухарь удивленно оглянулся на лейтенанта, покряхтел и, не спрашивая разрешения, уселся на произраставший из пригорка валун.

– Я ведь не один там буду. Одному было бы страшно. А если всем взводом…

– Но ты понимаешь, что, когда немцы прорвутся на этот берег, все мы окажемся в каменном мешке?

Кожухарь непонимающе уставился на лейтенанта, но затем взгляд его несколько прояснился.

– Если вы боитесь, лейтенант, – вдруг понизил он голос, – можете не идти. В доте скажу, что вас убило, чтобы не бросились искать да по связи спрашивать. Или нет, скажу, что вас взял с собой какой-то майор. А вы пристаньте к какой-нибудь части… Кто там потом будет разбираться.

– Надежный вы человек, Кожухарь, – не стал вдаваться в объяснения Громов. – Но все же… подъем, пора идти к доту.

«А ведь действительно, какой был бы срам, если бы вдруг не успели в “Беркут”, – подумалось Громову, когда Кожухарь послушно поднялся. – Такой срам русские офицеры смывали, только исповедуясь под дулом своего личного пистолета. Так что поскорее бы в дот, в гарнизон… Сориентироваться на местности, наладить связь с соседними гарнизонами и маневренной ротой, выяснить изменения в обстановке на участке фронта…» Его прибытие и так безобразно затянулось.