Рейтинг Асури

Оба они остановились от неожиданности. Несколько человек толкнули сзади и, обогнув остолбеневших людей, побежали вслед за группой.

– Афа… – Старик-профессор бросился на шею Асури. – Афа…

– Фалькао. Здесь я Фалькао, Марек… Договорились?

– Езус Мария! – Стаевски закивал, вытирая кулаком слезы.

Спохватившись, оба поспешили за остальными.

Вот уже двадцать лет, если не больше, не было у Асури более близкого человека, друга, соратника, чем Марк Стаевски. В последний раз он видел его в аэропорту и потом по телевизору, сидя в своей комнатенке на окраине города. В тот злосчастный день, когда профессора Стаевски выгнали из института в связи с понизившимся рейтингом, самого Асури, не раздумывая, перевезли в барак, а затем и вовсе выдворили за пределы республики. Сейчас его лучший друг бежал впереди. Длинные редкие седые волосы Стаевски были убраны в хвостик, который болтался от резких движений. В Стаевски ничего не изменилось: все та же седая борода, жирные волосы, огромные очки в роговой оправе на длинном горбатом носу. В институте давно привыкли к его внешности, ссылаясь на «неразумность гениальности», а сам Стаевски остался еще в прошлом веке, когда он, молодой черноволосый поляк, только начинал совмещать карьеру ученого и страсть к року. В Польше рок был – качественный и художественный. Социалистическая республика не позволяла самоучкам появляться на эстраде, музыка и исполнение были на высоте. Нередко Стаевски в знак доказательства наличия польского рока после нескольких бокалов вина демонстративно пел, аккомпанируя себе ударами ладони по столу. Пел визгливо, но самозабвенно. Слушатели сразу же соглашались с мнением Стаевски, за что в благодарность получали еще несколько композиций. Со временем Марек подзабывал слова и переходил на торжественный пересказ содержания своими словами, и удержаться от смеха было уже невозможно. Спасало только уважение к возрасту Стаевски – старику было уже далеко за шестьдесят.

– Езус Мария! – Марек иногда оборачивался к профессору, продолжая бежать.

Асури поравнялся:

– Мы на свалку, да?

– Да, Афа… Извини, как ты сказал?

– Фалькао.

Уже совсем рассвело, день по-настоящему вступил в свои права, когда группа подошла к краю оврага. Запах, который давно уже чувствовался, только сейчас подействовал на Афу. Профессор опять, как и в прошлый раз, прикрыл рот и нос майкой. Кто-то заметил это и протянул Асури какое-то подобие шарфа. Афа благодарно кивнул и повязал его на лицо.

Как только все собрались, старший дал команду, и вся группа почти кубарем слетела вниз, к свалке, и, пробираясь вдоль глиняного откоса, быстро зашагала на противоположную сторону. Пройдя ярдов триста, все остановились. В этом месте котлована стена свисала над свалкой. Усевшись вдоль стены, люди занялись каждый своим делом.

– Что это значит? – Афа повернулся к Стаевски.

– Сейчас машина приедет разгружаться – нас не должно быть видно. Поэтому и торопились, чтобы успеть раньше нее.

– Машина? Какая машина? Зачем? – Асури действительно ничего не понимал.

– Машины из Байхапура сюда приезжают каждое утро. Две или три штуки. Свежее привозят. Понял?

– Понял… – Асури внимательно посмотрел на друга. Свежим Стаевски назвал мусор, который сегодня вывалят в общую кучу.

– А что, позже, после машин, нельзя прийти?

– Можно, конечно, но жара – все быстро сгниет. И потом идти обратно еще дольше – к ночи только вернемся.

Теперь Афе стало понятно и противно. Встреча с Мареком как-то отдалила ужас новой жизни, но теперь он с удвоенной силой вернулся к профессору, и он молча глотнул из бутылки.

XXXI

– Фалькао, родной мой Фалькао, что случилось? Что произошло? Тогда, в тот день, я вернулся из аэропорта и сидел дома, глядя на тебя по телевизору. Как ты прилетел, как тебя встречали. Поздравляю тебя, Афа… о, Езус Мария, извини, Фалькао. И вдруг ночью зазвонил телефон – тут началось что-то ужасное. Я еле-еле дождался утра и побежал в институт. Пришли за мной через полчаса. Я не успел ничего выяснить, забрал ночные рапорты «Лотоса», и всё. Что случилось?

– Я не знаю, я могу только догадываться. «Лотос» захотел избавиться от нас с тобой, от института, от всех, чьими руками он создан.

– А! Восстание машин…

– Нет, далеко нет, Марек… Это было бы очень просто. «Лотос» – не машина, не робот. Это искусственный интеллект. Сознание самостоятельное. Понимаешь?

– Конечно.

– «Лотосу» необходим наш алгоритм мышления, он влез в нас и теперь сидит и в тебе, и во мне. Ему нужен принцип нашей интуиции.

– Да, в последний раз, когда я говорил с андроидами, они задавали мне вопросы: почему, например, у разных людей разное мнение по одному и тому же вопросу…

– И как ты ответил?

– Просто ответил. У каждого свой собственный опыт, и, исходя из этого опыта, люди размышляют по-разному…