Однако как быть с водой? Что за жизнь у моряка! Русов скривился, как от зубной боли. Кажется, минул день со всеми его проблемами, и новые дни будут тихими и спокойными, но где там! Хотя так ведь везде. Что в море, что на суше. В общем, жизнь!.. И Русов вновь перечитал радиограммы. Одна была от рыбаков:
«Рифы, узкости, течения! — мрачно, как-то обреченно размышлял Русов. — Хватит с меня. Пускай все решает капитан. Да, хватит с меня».
— А вы не бойтесь, — вдруг послышался за его спиной голос. Русов резко обернулся: в углу дивана сидел Юрик Роев. — Разве можно оставлять моряков без воды? Помочь им — дело благородное...
— Что?..
— ...дело благородное, товарищ старпом. А там, где дело благородное, там всегда надо идти на риск. И все будет хорошо, старпом.
— Фу-у, черт побери. Испугал. Да как ты прошел сюда?
— Сквозь переборки.
— Мухин! — Русов заглянул в ходовую рубку. — Шурик, ты не видел, как в штурманскую прошел Роев?
— А что, он там?
— Да вот он, сидит себе на диванчике! — Русов вернулся в штурманскую, закурил, сел рядом с Юриком. Сказал: — Вход в штурманскую и в ходовую рубку без разрешения строго воспрещен. Запомни это. — Юрик, улыбаясь, глядел на него. Было что-то в этой его улыбке детское, такой добротой светились его серые глаза, столько внимания и добра было во всем его лице, что Русов улыбнулся. Парень нравился ему: «Похититель пингвинов»! И очень было его жаль. Спросил: — Ты пришел, чтобы что-то мне сказать?
— Нам предстоит очень серьезный разговор, Николай Владимирович, — посерьезнев, сказал Юрик. — Найдите для этого время, хорошо?
— Сразу после обеда приходи ко мне в каюту. А сейчас топай отсюда. Капитан у нас строгущий.
— «Волхвы не боятся могучих владык...»
— Ты-то не боишься. Ты пассажир. А мне нагоняй будет.
Юрик протянул старпому руку. Поднялся. Он был высок, широкоплеч и... и какую-то «похожесть» вдруг обнаружил Русов в этом парне с той женщиной с «Принцессы морей». Матовая смуглость лица? И глаза. Нет, не цвет, а какая-то их особенная пристальность, цепкость... «Все-то мне что-то кажется! — успокоил он себя. — Просто устал».
Ушел Юрик. А, вот и кок спешит. Слышно, как заглянул в рубку, громким шепотком осведомился у Мухина:
— Муха, как старпом? Кашку я хочу сегодня пшенную вместо омлета сварганить...
— Зол старпом, — таким же шепотком ответил Мухин. Зевнул: — Беги, кок! С вахты сменюсь, помогу тебе.
Хлопает дверь. «Тут столовка, а не ресторан! — кричит кок, отправляясь к себе на камбуз. — А им крем-брюле подавай». «Тах-тах-тах», — мягко доносится с пеленгаторного мостика. Это Валентин Серегин боксеров вывел зарядку делать, прыгает со скакалкой. Заглянул в рубку доктор, но не вошел — сердит на Русова и на капитана за то, что не был приглашен в гости к капитан-директору плавбазы, но уж тут ничего не поделаешь. Надо предупредить его, чтобы за Юриком лучше присматривал. Б-бам! — грохочет тяжелая железная дверь. Дмитрич кота Тимоху отправился прогуливать, хозяйство свое осматривать, прикидывать, где сегодня ошкрябывать железо... А вот и в каюте Жоры дверь стукнула. Странно. Русов взглянул на часы — до его вахты еще двадцать минут. Неужели что-то понял?.. Так приятно увидеть свежее после сна, веселое Жоркино лицо с отпечатком то пуговицы, то какой-то складочки, что была на наволочке. Увы, на его, Русова физиономии уже ничего не отпечатывается. Время и годы продубили кожу, пропечатали полоски и бороздки морщин... А, плевать. Так. Пишем в журнале: «Волнение — пять, ветер шесть баллов, зюйдовый. Вахту сдал...» Хотя нет, подпись ставить еще рано, до конца вахты еще девятнадцать минут. Мало ли что может случиться за это время?
А вот и капитан. Свеж. Бодр, еще не знает, что пришли радиограммы с Кергелена и от Попова, что вот пройдет еще несколько минут и капитану придется принимать решение: идти в эту чертову каменную щель, бухту Хопефул, или не идти? Русов протягивает капитану радиограммы. А где же Куликов? Выходит через ходовую рубку в коридор. Жора стоит в углу, приплясывает. Глядит со смущением на старпома. Разводит руками, весело говорит:
— Рано, да? Вот... воспитываю себя! Выжидаю.
— Отличный омлет, — похвалил за завтраком кока радист Бубин. — Эй, Федор Петрович, слышишь? Ты еще такого вкусного никогда не делал.