Рейс туда и обратно

Поговорили о погоде, циклоне «Элла», оказывается, она и зверобойную флотилию слегка задела. Капитан-директор с заметным интересом выслушал сообщение о ките, которого они обнаружили в океане, но тут же горько, тяжело вздохнул, нахмурился, поглядел в иллюминатор: теперь, увы, кончилась настоящая, большая охота. Промышляют они в качестве эксперимента различных антарктических Зверушек: тюленей, нерп, морских леопардов, да бельков, малышей тюленьих, но разве это сравнишь с китобойным промыслом? Капитан-директор махнул рукой, вновь вздохнул и, чуть помедля, рассказал, что моряки одного из зверобойных суденышек с неделю назад тоже видели покинутое командой судно.

— Волнение было большое, и не смогли наши охотнички побывать на нем, — рассказывал капитан-директор. — Ешьте, друзья, не стесняйтесь. Волна была очень большая... Да, как-то все это странно, таинственно. И вот что удивительно: когда зверобоец подходил к нему, видели наши, что на пеленгаторном мостике бельишко сушилось. Тельняшка, пара комбинаций, еще что-то. М-да. Сашок, откупорь-ка кока-колу.

Русов протянул руку к железке-откупорке, но старпом Сашок остановил его: минутку. Что-то должно было произойти, потому что капитан-директор улыбнулся и заговорщицки подмигнул «пассатовцам». Взяв бутылку в левую, отчего-то забинтованную руку, Сашок коротко и резко рубанул ребром правой по горлышку. Русов ахнул: срубил! Капитан-директор пояснил:

— Каратист. Мастер спорта, между прочим. Правой ладонью пять кирпичей враз перешибает. Левой три. В рейс с собой с полсотни прихватил, на праздничных вечерах демонстрирует.

— А почему левая-то забинтована?

— Рублю я наши, отечественные, — мрачно пояснил старпом-каратист. — Да вот шутник нашелся, заграничный кирпичик в стопку отечественных подсунул. А меня заело! Рубанул раз, рубанул второй... Перешиб все же и тот чертов заграничный кирпич!

— Ну что, друзья, рад, что у вас все идет нормально. — Капитан-директор откинулся на спинку кресла, вытер платком лоб. — У нас все сложнее: раньше одного кита трахнешь — уже сотая часть плана, а теперь? — Капитан-директор помрачнел. — Пока обнаружишь лежбища на каком-нибудь ледяном поле, пока выберешься на это поле, пока ребята наколошматят бельков...

— Как это? — спросил Русов. — Наколошматят?

— Как? Да все просто, дубиной бьют их, малышей тюленьих, шкурка у них белая-белая, ну точно снег. Сдирают тут же шкуры, все бегом, бегом, погоды-то скверные, не успел и оглянуться, как снег посыпал, ни зги, тогой гляди во льдах, торосах заплутаешь... Эх, то ли дело китов колошматить! Да ладно, что я в ваши души со своими заботами лезу? Давайте-ка о деле поговорим. Паренек у нас, матрос палубный, приболел. Гм... как бы вам это объяснить? Что-то с головой у него.

— Так у вас же госпиталь на базе, — сказал Горин. — Врачи.

— Внутри у него что-то не все в норме. — Капитан-директор постучал себе согнутым пальцем по лбу. — Мозги, как говорится, с фундамента слегка сдвинулись.

— Умом тронулся, что ли?

— Да, что-то вроде этого. С очень большими странностями парнишка. Как выяснилось, три рейса подряд в море, подлец, бегал. Почти полтора года без суши! Может деньжишки на «жигуленка» копил? И после тех трех рейсов и недели не отдохнул на суше, к нам устроился. Вот и не выдержала головка! Тут после одного-то рейса приходишь домой сам не свой, а он... — Капитан-директор закурил. — Так вот, о странностях... Кстати, Юрой его зовут. Юриком. Симпатичный паренек. И все умеет. Золотые, как говорится, руки. Часишки починить — пожалуйста! Фотоаппарат — будьте любезны! Желаете постричься — с большим удовольствием. Причем обкорнает не хуже, чем наш штатный парикмахер. И удивительно безотказный. Надо на подвахту, чуть тронул за плечо: «Эй, Юрик!» — быстренько поднимется, оденется и пошел безо всякого ворчания. Зашиваются коки, кого позвать на подмогу? Юрика. Спал ли, не спал: улыбнулся и пошел.

— Какие же это странности? — Русов пожал плечами. — Наверно, таким в море и должен быть каждый. Даром, что ли, говорят: «Моряки на судне — одна семья».

— Странности? А вот послушайте. Было у нас общее собрание. Социалистические обязательства принимали, а он встает и говорит: «Люди! К вам я обращаюсь от имени Вселенной. Слушайте. Там, откуда я прибыл, не бьют ни китов, ни бельков. А что же делаете вы? Природа миллиарды лет создавала это чудо, а вы убиваете их?! Маленьких, беспомощных, таких красивых? Скажите, вам нужны они? Тут я вмешался, сказал, мол, шкурки их очень ценятся. Из них во Франции, Англии, Америке шьют прекрасные женские шубки... А он свое: «Шубки! Чтобы миллионерша из Вашингтона форсила в шубке, на которую пошло пятьдесят зверьков, мы превратились в убийц природы! Откажитесь же от этого варварского промысла». Каково?

— Думаю, что к такому решению мы рано или поздно, но придем, -— пробурчал Михаил Петрович. — И лучше будет, если это произойдет возможно раньше, чем позднее.