Рефлекс

– На другой стороне улицы загремели выстрелы. Мы вылезли из коробки и спрятались за мусоркой. Она защищает от выстрелов лучше, чем картон. Потом по улице побежал какой-то дядя. Он держал на руках нашего ангела. За ним гнались другие. Дяде попали в ногу. Он уронил нашего ангела. Наш ангел глаза не закрывал, но и не шевелился. Раненый дядя хотел что-то достать из кармана пальто, но в него снова выстрелили. Он выронил телефон. Он был весь в крови. Потом появилась Ла Йорона. Из пустых глаз у нее текла черная кровь. В руках она держала большое ружье. Я испугалась сильнее, чем в ночь, когда к нам в деревню приехали дяди с ружьями. Я боялась, что Ла Йорона убьет нашего ангела, но она застрелила его друга. Она в глаза ему выстрелила, чтобы он не мог найти ее в загробном мире. Потом приехала «скорая», нашего ангела занесли внутрь и увезли. Его друга оставили лежать на тротуаре.

– Дождь умыл ему лицо, – добавила Нук.

– Потом приехали другие машины «скорой помощи» и полиция. Мы не хотели, чтобы нас нашли, поэтому взяли спальные мешки, деньги и побежали от них по улице.

– Другие машины «скорой помощи»? Какие другие?

– У них не было ангела.

– То есть Дэви, моего ангела?

– Нет, ангела на двери. Un angelito[32].

– Там на двери нарисован ангелочек?

– Да.

– На какой двери?

– На водительской. Может, на другой тоже, но мы не видели.

– Чем-то еще та «скорая» отличалась?

– Может, словами на боку машины, но они были не испанские, и я не знаю.

– А цветом она не отличалась?

– Нет, она была белая с оранжевой полосой. – Хуанита пальчиком прочертила горизонтальную линию. – И со змеей на палочке в синей… – Она макнула пальчик в лимонад и нарисовала на столе X с вертикальной чертой, эмблему службы Экстренной медицинской помощи. – Como un asterisco[33].

Официант и официантка принесли подносы, и Милли откинулась на спинку стула – еду им подали со стандартной присказкой: «Осторожно, тарелка очень горячая».

Милли ела рыбные тако – филе махи-махи в мягких кукурузных тортильях под соусом сальса фреска и с капустным салатом с тмином и лаймом. Руисы – лепешки буррито с мясом.

– Мясо Руисы едят нечасто, – пояснил Порфиро. – Для них это экзотическое лакомство. Они жили около озера, ловили рыбу и держали кур-несушек. Ели главным образом фасоль и кукурузу. Иногда – оленину, чтобы урожай не терять.

В глазах у Милли отразилось недоумение, и Порфиро пояснил:

– Олени поедали урожай, поэтому их убивали, а потом…

– А-а… ¿Está bueno?[34] – спросила Милли, показывая на еду.

– ¡Si! – воскликнула сеньора Руис и жестом предложила Милли попробовать.

Милли отрезала кусок рыбного тако, переложила женщине на тарелку, потом отрезала чуть-чуть от нетронутой стороны мясного буррито и отправила себе в рот.

– ¡Delicioso! Muy sabroso![35] – похвалила она, покачивая ладонью.

Сеньора Руис застенчиво улыбнулась, потом посерьезнела и снова заговорила, жестом велев Порфиро переводить.

– Хорошо, что у вас есть деньги. Женщине, у которой пропал муж, очень тяжело. Если вы попросите вернуть деньги, которые дал нам ваш муж, я пойму. Когда боевики захватили нашу деревню, у нас отняли все, даже кур, и жизнь стала невыносимой.

Милли подняла руки:

– Yo no quiero dinero. Tengo bastantes[36]. – Испанских слов не хватало, и она попросила Порфиро: – Скажи ей, что я просто пытаюсь найти мужа.

Порфиро перевел, и сеньора Руис взволнованно закивала:

– Я знаю, каково это. Надеюсь, Господь вернет вам мужа. Раз у вас есть деньги, пусть уж его освободят за выкуп. В нашем случае боевиков интересовала только земля, и не спрячься мы с девочками в джунглях, наверное, тоже погибли бы.

– Зачем вы приехали сюда, в Вашингтон? Неужели в Чьяпасе вам места не нашлось?

Сеньора Руис склонила голову набок, задумавшись, потом сказала что-то, и Порфиро перевел:

– Я собираюсь к родне в Наху.

Следующую фразу сеньоры Руис Порфиро вообще не понял. Тогда женщина выразилась иначе.

– Господь хотел, чтобы сначала она приехала сюда. По пути, мол.

Порфиро обескураженно пожал плечами, а от следующей фразы окончательно растерялся, но сеньора Руис повторила ее. То же самое она говорила, когда их с Милли только представили друг другу.

– ¿Que soñaste?

– Она спрашивает, какие сны вы видите, – перевел Порфиро. – У нее на родине люди так приветствуют друг друга. – Порфиро нащупал что-то у себя на груди, прямо под рубашкой, и без особой охоты добавил: – Они считают, что сны напрямую связаны с тем, что случится или уже случилось.

Ему это не нравится, отметила Милли. На шее у Порфиро блеснула серебряная цепочка. Он распятия касается?

Милли хотелось подобрать вежливую отговорку, невинную ложь о том, что ей ничего не снится. С тех пор как исчез Дэви, она спала плохо. Накануне в одном номере с Соджи – в кои веки не с Дэви и не одна – Милли ворочалась почти до самого утра.

Впрочем, на заре Милли приснилось нечто странное, и она решила поделиться с Руисами, пооткровенничать в ответ на зацепки, которые они ей дали.