Рефлекс

Дэви представил, как бросает ее на дно каньона в Западном Техасе возле Гнезда. В это время года вода в пруду освежающе прохладная, градусов тринадцать. Мисс Минчин не замерзнет насмерть: она быстро выберется, но падение с высоты шестьдесят футов даром не пройдет, и, пока одежда не высохнет, ей будет солоно.

– Что смешного? – спросила Мисс Минчин.

Дэви сделал постное лицо: он и не представлял, что улыбается.

– Ничего. – Дэви покачал головой. – Посмеяться мне не помешает.

Пожав плечами, Мисс Минчин проплыла к двери и придержала ее, пока техник выкатывал тележку.

– Спи спокойно! – пожелала она, и дверь захлопнулась.

Спокойно поспать не получилось.

До завтрака «в клетку» его загоняли более двадцати раз. На восемнадцатом он сбился со счета.

Дэви пробовал спать в зеленом квадрате и устроил постель на полу, но цепи укоротили, вытаскивая его из зоны безопасности. Дэви боялся, что тюремщики не удлинят цепи и отключат поле, что повторят последнее наказание, поэтому до конца тренировок держался у зеленой линии – то в одну сторону качнется, то в другую. Потом наконец рухнул на кровать.

К утру Дэви не мог определить, бодрствует он при включениях или спит. Какая разница, если отдыха все равно нет – один сплошной кошмар.

На время завтрака Дэви оставили в покое, но, когда он стоял под душем, тренировки возобновились. Голый, мокрый, в мыльной пене – Дэви встал в центр зеленой зоны. Там его продержали символические тридцать секунд, потом отпустили домыться. Едва Дэви обсох, интервальные тренировки начались снова и продолжались до самого ланча.

В клетку Дэви прыгал. С укороченным периодом отсрочки рисковать не хотелось. Точнее, не хотелось его телу. Не раз и не два Дэви пытался спокойно вернуться в зеленую зону, но спокойствия не хватало. Каждый раз он дергался, а секунду спустя уже стоял в безопасной зоне и сжимался, готовясь к отдаче цепей.

Оперантное научение. Рефлексная реакция.

Что и требовалось тюремщикам.

9. «У меня до сих пор кровь на сапогах!»

«Эль бурро» вместе с другими ресторанчиками притаился в северо-западной части Вашингтона, на углу Пенсильвания-авеню, в месте, где она огибает пересечение Двадцатой и Ай-стрит. Порфиро и семья Руис ждали через дорогу в треугольном скверике.

Соджи помахала им рукой и велела Милли:

– Займи очередь за столиком, а я их приведу.

Милли послушно встала рядом с ожидающими у двери.

– Они фамилии записывают, – объяснили молодые люди, стоящие рядом.

Милли заглянула внутрь и сказала дерганому парню:

– Столик на шестерых, пожалуйста. Зона для некурящих.

– Хорошо. – Парень взглянул на нее, как на ненормальную, но Милли заметила, что несколько гостей такерии собираются уходить, значит столики освободятся. – Как ваша фамилия?

– Райс.

– Я вас позову.

Когда Милли вернулась на улицу, через дорогу переходила группа: с одной стороны Соджи, с другой – коренастый, усатый Порфиро и Руисы. Две девочки в форме приходской школы льнули к матери, которая торопила их, чтобы пересечь улицу, пока не загорелся красный.

Добравшись до тротуара, Соджи первой подошла к Милли и тихо сказала:

– Девчонки боятся меня – из-за того что лицо дергается.

Милли покачала головой и порывисто обняла ее:

– Нелегко тебе, наверное.

Соджи явно удивилась, а когда Милли разжала объятия, глаза у нее предательски блестели.

– Я просто хотела объяснить, почему они боятся. Может, мне лучше подождать здесь?

– Нет. – Милли покачала головой и повернулась к подоспевшему Порфиро. – Здравствуй, Порфиро, я Милли. – Она протянула ему руку.

– Так я и думал, – с улыбкой отозвался Порфиро, пожал Милли руку и познакомил с Руисами. – Это сеньора Руис и ее дочери, Хуанита и Нук.

У старшей, Хуаниты, были блестящие темные волосы и темно-карие глаза. Чертами лица и разрезом глаз девочки не отличались, только Нук досталась бледная кожа и соломенные, почти белокурые волосы.

Альбиноска…

– ¡Hola! – с улыбкой поздоровалась Милли. – Con mucho gusto! Me llamo Милли[25].

Девочки спрятались за маму, а та чуть заметно кивнула:

– ¿Que soñaste?

Милли наморщила лоб и посмотрела на Порфиро.

– Боюсь, испанский у меня не слишком хорош.

– Это значит… Ну, там, откуда они, это вроде приветствия, – пояснил он.

Милли хотелось заорать: «Что вы знаете о Дэви?!» – но она судорожно втянула воздух, выдохнула и постаралась улыбнуться девочкам, выглядывавшим из-за материнской юбки.

– Gracias por venir. – Милли поблагодарила их за то, что пришли. Слова она подбирала с трудом: испанского, который она учила в Коста-Рике, уже не хватало. – Yo realmente aprecio suayuda. Я очень ценю вашу помощь.

В глазах у женщины мелькнули понимание и боль. «Когда-то ей тоже требовалась помощь, – подумала Милли. – Но она ее не получила».

– Райс! Столик на шестерых!

Милли жестом попросила сеньору Руис и девочек войти первыми.

– ¡Vayamos! Tengo hambre[26], – сказала она и потерла себе живот, потом отвела Порфиро в сторону и тихо спросила: – Что случилось с их отцом?

Порфиро глянул на женщину с детьми, потом снова на Милли, быстро провел большим пальцем по горлу и шепнул: