Читаем Рефлекс змеи полностью

Потому мы с Дэйлайтом повели себя совершенно несвойственным нам образом, положившись скорее на волю судьбы, чем на здравый смысл. Он привык оценивать расстояние от препятствия до препятствия и соответственно увеличивать шаг, но из-за моей нетерпеливости он не стал этого делать, а просто прыгал, когда был примерно в пределах дистанции прыжка. Мы довольно сильно задели верх трех препятствий, причем он этого не слышал, а когда мы подошли к последнему, взяли его как надо, словно Дэйлайт был всего лишь бесплотным духом.

Но, как мы ни старались, скачку мы не выиграли. Хотя мы упорно рвались к финишу, более сильная, быстрая и достойная лошадь обогнала нас на три корпуса и оставила на втором месте.

Пока я в паддоке расстегивал подпруги, Дэйлайт фыркал, дергался – словом, был так возбужден, что совсем не был похож, как обычно, на смирную корову. Виктор Бриггз смотрел на нас, ничем не выдавая своей мысли.

– Извини, – сказал я Гарольду, когда мы пошли к весам.

Он хмыкнул и сказал только:

– Я подожду седло.

Я кивнул, пошел в раздевалку, чтобы заменить утяжелители, и вернулся к весам, чтобы провериться для заезда на Чейнмайле.

– Не убейся, – сказал Гарольд, забирая мое седло. – Это просто докажет, что ты полный дурак, да и только.

Я улыбнулся.

– Люди гибнут и когда переходят через дорогу.

– Твоя работа – не несчастный случай.

Он ушел с седлом, и я заметил, что он вообще-то не дал мне указаний более спокойно вести себя в следующем заезде. Может, и он, подумал я, хочет, чтобы Виктор честно пускал своих лошадей, и если этого можно было достигнуть только так, то ладно… пусть так будет.

С Чейнмайлом все складывалось по-другому. Четырехлетний скакун был нестабилен, и то, что я с ним делал, было все равно что провоцировать юного правонарушителя на грабеж. Он был полон ярости, что заставляло его сопротивляться жокею и нырять при прыжках, кусать других лошадей, и, чтобы контролировать эту ярость, нужен был холодный разум и твердая рука – по крайней мере, я всегда так думал.

Но в тот день у него не было такого управления. У него был всадник, готовый простить ему все его агрессивные закидоны, кроме ныряния, и когда он попытался это сделать у третьего препятствия, я так вытянул его хлыстом, что почти ощутил, как он обиженно подумал: «Эй, ты на себя не похож». Так и было.

Он сражался и взлетал, скакал и рвался вперед. Я разогнал его до его предельной скорости, до полной потери здравого смысла. Я очертя голову выворачивался наизнанку для Виктора Бриггза.

Этого было недостаточно. Чейнмайл пришел третьим из четырнадцати. Чисто. Возможно, лучше, чем кто-либо на самом деле ожидал. Его обошли только на шею. Но все же…

Виктор Бриггз без улыбки смотрел, как я снимаю седло с его второй лошади – бьющей копытом, вскидывающей голову, перебирающей ногами. Он не сказал ни слова, я тоже. Мы одинаково бесстрастно на секунду глянули друг другу в глаза, а затем я ушел взвешиваться.

Когда я переоделся и снова вышел, его нигде не было видно. Мне нужны были две победы, чтобы спасти свою работу, но я не добился ни одной. Безрассудства оказалось недостаточно. Он хотел побед. Если он не может получить гарантированных побед, он захочет гарантированных проигрышей. Как прежде. Как три года назад. Когда я и моя душа были молоды.

Страшно усталый, я пошел на встречу с Мэри Миллес в назначенном баре.

<p>Глава 12</p>

Она сидела в кресле, погруженная в разговор с другой женщиной, которой, к моему удивлению, оказалась леди Уайт.

– Я подойду попозже, – сказал я, приготовившись было к отступлению.

– Нет-нет, – сказала, вставая, леди Уайт. – Я знаю, что Мэри хотела поговорить с вами. – Она улыбнулась. Все ее тревоги отложились на лице морщинами, глаза ее сузились, словно от постоянной боли. – Она говорит, что вы очень помогли ей.

– Да ничего особенного, – замотал я головой.

– Она не так говорила.

Женщины улыбнулись друг другу, расцеловались и распрощались. Леди Уайт кивнула, еще раз неопределенно улыбнулась мне и пошла из бара. Я посмотрел ей вслед – худенькая, грустная леди старалась вести себя так, словно весь скаковой мир не знал о ее поражении. И все равно ей это не удавалось.

– Мы вместе учились в школе, – сказала Мэри Миллес. – В последний год там мы спали в одной спальне. Я очень привязана к ней.

– Вы знаете о… ну…

– О Дане ден Релган? Да, – кивнула она. – Не хотите ли выпить?

– Позвольте мне вас угостить.

Я принес джин с тоником для нее и кока-колу себе, и сел в кресло леди Уайт.

Бар сам по себе был приятным местечком – с бамбуковой мебелью, весь в зеленых и белых тонах. Здесь редко бывало много народу, и зачастую, как сегодня, он почти пустовал.

– Венди… Венди Уайт, – начала Мэри Миллес, – спрашивала меня, не думаю ли я, что шашни ее мужа с Даной ден Релган скоро кончатся. Но я не знаю. Не могу ей сказать. Как я могу сказать? Я ответила, что, конечно, скоро все кончится… – Она помолчала и, когда я не дал ответа, продолжила: – Как вы думаете, это прекратится?

– Нет, я не думаю.

Она мрачно поболтала лед в стакане.

Перейти на страницу:

Похожие книги