Рефлекс змеи

Сама Клэр была в светлой шерстяной шапочке, светлом шарфе, аляске, желтых атласных лыжных штанах и отороченных овчиной сапожках. «Ну, – подумал я, – она половину лошадей перепугает. Нервную половину».

Я отвез их в Даунс на взятом у Гарольда ради этого «Лендровере», и мы посмотрели на домики. Затем я провез их по деревне, показал, в каких домах живут тренеры. Потом я отвез их назад в коттедж, чтобы выпить кофе и обдумать планы.

Издатель сказал, что хочет немного побродить по округе, и вышел. Клэр прикончила вторую чашку дымящегося кофе и спросила, как это мы выносим такой ветер, что прямо-таки режет все пополам.

– Да, тут вроде бы всегда ветрено, – согласился я, подумав.

– Все эти голые холмы…

– Это хорошо для лошадей.

– А я, похоже, даже и не прикасалась никогда к лошади. – У нее был слегка удивленный вид. – Большинство тех, кого я знаю, презирают лошадников.

– Всем нравится чувствовать свое превосходство, – сказал я без обиды. – Особенно когда превосходства-то и нет.

– Ого! – сказала она. – Весьма находчивый ответ.

Я улыбнулся.

– Вы удивились бы, узнав, как некоторые ненавидят лошадей. От издевательств до истерики доходит.

– И вы не обижаетесь?

– Чувства этих людей – их проблема, не моя.

Она посмотрела мне прямо в лицо своими широко открытыми серыми глазами.

– А что же задевает вас? – спросила она.

– Если мне говорят, что я прыгнул за борт, когда я на самом деле потонул вместе с кораблем.

– Ч-что?

– Если говорят, что я упал, когда на самом деле упала лошадь, а я уж вместе с ней.

– А есть разница?

– Очень даже большая.

– Вы мне голову морочите, – сказала она.

– Немного. – Я взял ее пустую чашку и положил в посудомойку. – А что задевает вас?

Она моргнула, но, помолчав, ответила:

– Когда меня держат за дуру.

– Вот, – сказал я, – совершенно правдивый ответ.

Она отвернулась от меня, будто бы в смущении, и сказала, что ей нравится мой коттедж и кухня и не может ли она занять мою ванную. Вскоре она вышла оттуда уже без шапочки, но с заново подкрашенными губами, и спросила, в нормальном ли состоянии все остальное в доме.

– Хотите посмотреть? – спросил я.

– Очень даже.

Я показал ей гостиную, спальню и, наконец, проявочную.

– Все, – сказал я.

Она медленно отвернулась от проявочной и повернулась ко мне – я стоял у нее за спиной в прихожей.

– Вы говорили, что снимаете.

– Да.

– Но я думала, что вы имеете в виду… – Она нахмурилась. – Мать сказала, что я была резка с вами, когда вы предложили… но я не знала…

– Да ничего, – сказал я. – Все в порядке.

– Могу я посмотреть снимки?

– Если хотите. Они в картотеке, вон там.

Я открыл один из ящиков и покопался в папках.

– Вот. Деревня Ламборн.

– А остальные?

– Просто снимки.

– Снимки чего?

– Пятнадцати лет жизни.

Она остро глянула на меня, словно я нес какую-то чепуху, потому я добавил:

– Я снимаю с тех пор, как получил в подарок фотоаппарат.

– О! – Она просмотрела ярлычки на папках, читая вслух: – Америка, Франция, дети, дом Гарольда, жизнь жокея… Что такое жизнь жокея?

– Просто повседневная жизнь, если ты жокей.

– Можно посмотреть?

– Конечно.

Она вытащила из ящика туго набитую папку и уткнулась в нее. Затем она унесла ее на кухню, а я пошел следом с папкой снимков Ламборна. Она положила свою папку на кухонный стол и стала просматривать объемистое содержимое, снимок за снимком, упорно, нахмурившись.

Никаких замечаний.

– Можно посмотреть на снимки Ламборна?

Я дал ей Ламборн, и она просмотрела и эту папку, тоже молча.

– Я понимаю, что великолепными их не назовешь, – кротко сказал я. – Так что не ломайте голову и не придумывайте, чего бы такого хорошего мне сказать.

Она зыркнула на меня.

– Врете. Вы прекрасно знаете, что они хорошие.

Она закрыла папку с видами Ламборна и побарабанила по ней пальцами.

– Не вижу причины, почему бы нам их не использовать, – сказала она. – Но решать, конечно, не мне.

Она порылась в своей большой коричневой сумке и выудила оттуда сигареты и зажигалку. Сунула сигарету в рот и зажгла ее. И тут я с удивлением заметил, что у нее дрожат пальцы. «С чего это она разнервничалась?» – подумал я. Что-то глубоко взволновало ее, поскольку вся ее общительность исчезла, и я увидел просто темноволосую юную женщину, напряженно обдумывавшую какую-то мысль.

Она несколько раз глубоко затянулась, слепо посмотрела на свои пальцы, которые все еще продолжали дрожать.

– Что случилось? – спросил я наконец.

– Ничего. – Она коротко глянула на меня и снова отвела взгляд. – Я искала что-то вроде вас.

– Что-то? – озадаченно повторил я.

– М-м. – Она стряхнула пепел. – Мама говорила вам, что я хотела стать издателем, правда?

– Да.

– Многие мои друзья не верят в успех, потому что я еще молода. Но я работаю в издательстве уже пять лет… и я знаю, что делаю.

– Не сомневаюсь.

– Да нет. Мне нужно… я хочу… мне нужно выпустить книгу, которая сделала бы мне репутацию в издательском мире. Мне нужно, чтобы меня знали как человека, который сделал такую-то и такую-то книгу. Очень успешную книгу. Тогда все мое будущее как издателя будет гарантировано. Понимаете?

– Да.