Роза настраивает кондиционер, подставляет лицо под холодный ветерок и переводит дыхание.
— Уверена, что доберешься сама? Может, мне тебя отвезти? — предлагает Скарпетта.
— Ни в коем случае.
— А если мы устроим себе завтра небольшой выходной? Я бы приготовила прошутто, финики и жареную свинину. Есть хорошее тосканское вино. А еще я знаю, что ты любишь рикотто и кофейный крем.
— Спасибо, но у меня свои планы, — отвечает Роза, и в ее голосе слышится оттенок печали.
Темный силуэт водонапорной башни на южной оконечности острова — палец, как называют ее здесь.
Формой Хилтон-Хед напоминает башмак наподобие тех, что Уилл видел в общественных местах в Ираке. Белая вилла за знаком «Посторонним вход воспрещен» стоит по меньшей мере пятнадцать миллионов долларов. Жалюзи на окнах опущены, и хозяйка скорее всего лежит на диване в огромной комнате и смотрит еще один фильм на огромном выдвижном экране, закрывающем едва ли не всю выходящую на море стеклянную стену. С точки зрения Уилла, фильм идет как бы наизнанку. Он оглядывает берег, ближайшие пустующие дома. Темное, сумрачное небо висит низко, ветер то стихает, то рвет его с дикой злобой.
Уилл ступает на дощатый настил и идет по нему к воротам, отделяющим внешний мир от заднего двора. На большом экране прыгают задом наперед картинки. Мужчина и женщина. Трахаются. Пульс учащается, босые подошвы неслышно касаются выглаженных непогодой досок, на экране мелькают картинки. Теперь трахаются в лифте. Звук приглушен. Уилл едва слышит стоны и глухие удары тел, звуки ярости и страсти.
Вот и деревянные ворота, они заперты. Он перелезает через них и направляется к своему обычному месту сбоку от дома. Через щель между стеной и жалюзи Уилл наблюдал за ней месяцами, видел, как она расхаживает по комнате, плачет и рвет на себе волосы. Она никогда не спит ночью — боится темноты, боится грозы и бури. Ночь напролет, до самого утра она смотрит кино. Смотрит, когда идет дождь, и когда грохочет гром, включает звук на полную. Когда солнце — она прячется и от него. Спит на обтянутом черной кожей диване. На нем же растянулась и сейчас, обложившись кожаными подушками, укутавшись в одеяло. Держа в вытянутой руке пульт, отматывает фильм назад, к той сцене, где Гленн Клоуз и Майкл Дуглас трахаются в лифте.
Дома на другой стороне скрыты за деревьями и высокой стеной бамбука, в них никого нет. Они пустуют, потому что богатые владельцы никому их не сдают, а сами они сюда не приезжают. Загородными домами начинают пользоваться только тогда, когда дети заканчивают школу. Других она здесь не принимает, а соседей не было всю зиму. Она хочет быть одна и страшится одиночества. Боится грома и дождя, чистого неба и солнца и не желает больше находиться нигде и никогда, ни при каких условиях.
Снова включает DVD. Уиллу хорошо знаком ее ритуал: валяться в одном и том же замызганном розовом тренировочном костюме, крутить фильмы, десятки раз пересматривать одни и те же сцены, обычно те, где люди трахаются. Время от времени она выходит к бассейну — покурить и выпустить из конуры своего жалкого пса. Она никогда за ним не прибирает, и в траве полно собачьего дерьма, но садовник-мексиканец, приходящий на виллу через неделю, тоже не убирает какашки. Она курит и смотрит на воду, а собачонка носится по двору и иногда лает — глухо, отрывисто, — и тогда она зовет его:
— Хороший песик. Ну, иди, иди сюда. Живо! — И хлопает в ладоши.
Она не играет с ним, едва удостаивает взглядом. Не будь собаки, ее жизнь стала бы невыносимой. Пес ничего этого не понимает и едва ли помнит, что случилось. У него есть конура — коробка в прачечной, где он спит или лает. Она не придает лаю никакого значения и только глотает таблетки, рвет на себе волосы и пьет водку — одно и то же день за днем.
Уилл продолжает наблюдение, время от времени проверяя, не видит ли кто его самого. Смотрит, как она поднимается с дивана, как бредет, пошатываясь, к раздвижной двери — покурить, — забывая выключить сигнализацию. Она вздрагивает и ругается, когда система срабатывает, когда взвывает сирена, и колотит по панели, пытаясь выключить ее. Звонит телефон. Она ерошит редеющие темные волосы, говорит что-то, кричит, швыряет трубку. Уилл пригибается за кустами, замирает. Через несколько минут прибывают полицейские, двое в патрульной машине службы шерифа округа Бофорт. Из своего укрытия Уилл видит, как они останавливаются на крыльце, не входя в дом. Они хорошо ее знают. Снова забыла отключить сигнализацию, и охранная компания уведомила полицию.
— Мэм, это не очень хорошая идея — использовать для кода кличку собаки, — говорит один из полицейских, повторяя то, что говорил уже не раз. — Надо придумать что-то еще. Такой код любой грабитель угадает.