Redrum 2017

Леся докурила на заднем дворе, затушила окурок, пошла открывать торговый зал. Часы над стойкой показывали три ночи. Самое раздолье для нечисти, как любил говорить отец. Может, и так. Вчера в это же время Болотниково на том берегу реки проснулось, да так странно: в домах поочерёдно загорался свет. Вспыхивали жёлтым окна, крохотные маячки в чёрном океане. Горели минут десять-пятнадцать, а после гасли. Дом погружался в сон, но следом просыпался соседний. И так в каждом из двух десятков стареньких домов. Уж не воры ли наведались в Болотниково? Только что там брать? Деревня эта — образец нищеты и разрухи. Когда совхоз закрыли, какое добро осталось, всё растащили. Да и наглость это несусветная, по всем домам-то лазить. Ведь в некоторых еще старики живут, они б шум подняли. Хотя кто знает? Сегодня, когда темнота придавила деревеньку на том берегу, света ни в одном окне не появилось.

Сама Леся уже год жила в посёлке, в тридцати километрах от Болотниково. Копила на свою квартиру, подрабатывала, как могла. Там, за рекой, остался бабушкин домик, осталось её детство, такое близкое и в то же время недоступное, беззаботное, пахнущее шаньгами и спелой смородиной. Давно хотели бабушкин домик продать, отец обещал на днях разобрать завалы на чердаке и на веранде. Утром обещал: как примет зачёты у студентов, так на электричку сядет, приедет. Он-то жил в городе, с новой женой, потому Леся от него (а больше — от неё) и сбежала.

Не отложил ли, он, как обычно, на завтра поездку? Но если всё-таки приехал, то чем сейчас занимается? Никак не выходила из головы вчерашняя чертовщина. На звонки отец, как назло, не отвечал. Вне зоны действия. Наверное, приехал все-таки. Но свет в их домике не загорался ни разу. Она и сейчас могла разглядеть бабушкин дом на откосе, окружённый деревьями, похожими на гнутые гвозди. Через два дома жила Зинка, её сменщица, полноватая тётка с заячьей губой и несуразной причёской-гнездом на голове. Бестолковая баба, но работящая. Не могла она так просто прогулять. Или заболела, или… Или что?..

Как назло, телевизор в подсобке только нагонял страху. Чаще всего после двенадцати крутили мистические шоу в духе «мы поехали туда-то, но ничего не обнаружили». Только сегодня привычную студию с книжными стеллажами сменила убогая квартирка с гнилыми стенами и щербатым столом. За ним сидели двое с длинными, как у гусей, шеями, шипели из-за того, что портился телевизионный сигнал. Над головами их гудела грязная лампа, стонал кто-то за кадром. А эти двое, как пьяные, качались взад-вперёд и перекидывались странными фразами.

— Необычное время, так и скажи. Время перемен, которые не сулят ничего хорошего, — прошелестел тот, что сидел слева. Темнота скрывала его лицо, а чудилось, что и нет у него лица.

— Ну почему же, для кого-то они как раз хорошие, — ответил его собеседник, чьи щёки украшали целые узоры из ожогов и рубцов. — Пойми, планета наша насчитывает миллионы лет, миллионы сюрпризов таит в себе. Никто до конца не знает, какие существа очень давно жили в наших краях, а теперь спят глубоко под землёй по своей, а, может, по чужой воле. Ждут какого-то особенного часа для пробуждения. Того самого времени перемен.

— Хорошо, вопрос такой, — шея того, который без лица, вытягивалась куда-то вверх, хотя это, скорее, телевизор чудил. — Для чего им пробуждаться?

— Чтобы менять.

— И что же они будут менять?

— Да всё. Но не это меня беспокоит. Найдётся ли нам место в этом изменённом мире?

— Может, найдётся, — пробормотал тот, который без лица. — Но в какой роли? И в каком виде?

Хлопнула входная дверь. Леся выглянула в зал. Никого. Гудел сонно автомат с кофе в углу. Шумел холодильник у стены. Колонки снаружи блестели в свете фонаря. Чернела пустая дорога, на другой её стороне каменным наростом маячила пустая остановка. Ветер гонял по воздуху крупицы снега и грязные пакеты. Ни-ко-го.

Только вот кажется, что в кустах, за границей света, кто-то бродит, высматривает, ждёт, пока Леся успокоится…

Она вскрикнула, когда из мусорных баков вывалилось нечто огромное, косматое и мокрое. Потом выдохнула облегчённо. Рябиныч, похоже, алкаш из Болотниково. Опять будет денег просить в долг. Ну, уж нет! Она нащупала ключи под стойкой, запахнула куртку, побежала к дверям.

Фигура, будто подгоняемая ветром, побежала тоже. Мягко так, едва касаясь земли, будто хищный зверь. Леся только вставила ключ, повернула его в замке, как это нечто ударилось в дверь, отскочило. Лампа над входом высветила серое лицо. Леся отпрянула, едва сдержав крик.

К замотанной чулками голове было приклеено фото. Лицо старика, смутно знакомого по учебникам. Кустистые брови, строгий взгляд, полноватые чёрные губы. Какой-то советский политик. Мертвец, как говорил ей в детстве Рябиныч, тыча на портреты в старом деревенском клубе. Нет, не он это, не старый алкаш, и не дурачок Мишка. Это даже не человек!

— Уходи, — завопила Леся. — Уходи!

Оно прильнуло к стеклу, жадно разглядывая её нарисованными глазами.

— Жирненька? — услышала она голос, приглушённый стеклом. — Сладенька и жирненька?