— Держи, — пожал плечами дядя Миша и татуированной рукой достал связку папирос, перехваченных ниткой. Он сам выращивал на заднем дворе табак, и папиросы скручивал сам. Вкус у них был грубоватым, но приемлемым.
Самохин раскурил папиросу и закашлялся.
— Дядь Миш, а русалки бывают? — спросил он осипшим голосом.
— Бывают, — неожиданно серьезно ответил тот. — Говорят, что если ночью на речку купаться пойдешь — утащат тебя и сожрут! С костями! А еще они по ночам плачут. Ты этих дурней не слушай, которые говорят, что это чайки орут — русалки это. Вон, Лешу Хаптаханова утащили. Пошел ночью купаться и пропал — его потом баграми раздутого из реки доставали. Морду ему русалки объели до кости, пришлось по штанам опознавать адидасовским. Ничего, опознали.
Заметив, как изменилось лицо Самохина, дядя Миша вдруг ухмыльнулся.
— Небось поверил?
— Нет, — максимально спокойно ответил Самохин.
Докурив папиросу, он пожал руку дяде Мише, развернулся и пошел домой с двумя пустыми ведрами.
«Объели до кости», — думал он по пути.
Надо же.
До кости.
Оставив ведра на пороге, Самохин было взялся за удочку, даже разложил её, но вдруг, выругавшись, схлопнул её обратно и торопливо вернулся к бассейну. К тому времени дядя Миша уже ушел. Ветер утих, однако дело свое сделал — тучи подступили к поселку. В пыль упали первые нерешительные капли. Самохин откинул крышку бассейна и перегнулся через край:
— Эй. Ты здесь?
Из воды показались мокрая голова. Русалка смотрела на него огромными зелеными глазами и выжидала, высунув из воды острый подбородок. Самохин не видел ее целиком, и это нервировало. Он подозревал, что с таким хвостом она и размером и весом сильно превосходит человека. Сом ведь большая рыба. Под пять метров. На мгновенье в его сознание вновь вернулась гадливость.
— Ты здесь? — шепотом повторил Самохин.
— Я спряталась, — издевательски ответила русалка. — Ты меня не видишь, я в домике, от глаз твоих сокрыта.
Самохину было не до шуток.
— Вы правда людоеды? — выпалил он.
— Кто это — «мы», Ванечка? — задумчиво произнесла русалка, на секунду погружаясь в воду, словно для дыхания. — Я одна такая, других нету. Не создал Бог ваш христианский пару для меня — решил, видимо, что одной такой твари на земле предостаточно.
Она улыбнулась, будто пошутила.
А затем, зачерпнув воду маленькими красивыми ладонями, вдруг плеснула ему в глаза.
— Ты чего? — воскликнул Самохин, морщаясь и фыркая.
Русалка звонко расхохоталась и подмигнула ему.
— Уж больно ты серьезным стал! Ладно. А теперь говори, Ванюш — я красивая или нет? — в ее голосе вдруг мелькнули голодные нотки.
— У тебя волосы зеленые, — растерялся Самохин, не зная, что ответить. — И ты — рыба.
— Это плохо?
— Наверное, — ответил Самохин.
Русалка рассмеялась.
— Не так надо отвечать, дурень! Сразу видно, что ты девок не щупал толком.
Самохин оскорбился.
— Много ты обо мне знаешь!
— Много, — охотно подтвердила она. — Несчастный ты. Хочешь, я тебе воду живую дам? Выпьешь, и я сразу тебе красивой казаться начну.
Самохин задумался.
— Не надо. Водки я и сам купить смогу.
— Водки?! Ахахаха!
Русалка в восторге откинулась на спину и шлепнула хвостом по воде.
— Водка! Подумать только!.. Ну-ка, наклонись. Да смелее.
Самохин автоматически наклонился.
Русалка вынула из воды мутную бутылку из-под кока-колы, запечатанную илом, и вложила ему в руки. При этом ладони их соприкоснулись, и Самохин заметил, что кожа у русалки ледяная. Горячих артерий не было — одни лишь вены. Русалка была холоднокровной, как рыбы. Липкой и слизистой.
Огромными усилиями Самохин удержался от гримасы.
Русалка все это время смотрела ему прямо в лицо — будто выискивая в нем любые признаки отвращения — и в конечном итоге не найдя их, с ранящим сердце облегчением вздохнула.
Её пальцы разжались.
Освобождённый Самохин выпрямился и подставил голову подступающему дождю. Его коленки дрожали. В одной руке была зажата бутылка с мутной жидкостью.
— Выпей, Ванюшка, — зашептала русалка из колодца. — Ты не дождь внимания не обращай. Пей и на меня гляди…
— Холодно, — шмыгнул носом Самохин. — Пойду я пока.
— Куда?!
— Домой.
— А как же я? — обиделась русалка. — Я же тебя соблазняю, сил столько трачу, представление целое устраиваю. А ты уходишь? До конца хоть дотерпи.
— Я еще вернусь, — булькнул Самохин. — Вернусь. Я только домой схожу. Дождь все-таки.
Русалка издала разочарованный стон, но все-таки кивнула и помахала ему рукой.
Почти не чувствуя ног, Самохин побежал домой. Бутылка болталась в его правой руке.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Посёлок будто был укрыт тёмной, неприятной пеленой. Самохин шагал по улице, разбитой трактором, и оборачивался, страшась, что его сейчас спросят — что там? Что там он и сам не мог сказать, но боялся, что его спросят. На улицу перед ним выбежала грязная, прихрамывающая собака и залаяла, сильно и громко. Самохин протянул ей раскрытую руку, но собака всё лаяла. Тогда он замахнулся.
Собака убежала, и Самохину стало еще хуже. Никого больше на улице не было. Даже детей, которые обычно матерились и курили рядом с клубом.