Redrum 2017

В городе особо не порыбачишь. Город пыльный, ржавый и величаво-тесный — будто кандалы, сомкнутые на запястьях Волги. Живой рыбы здесь с огнем не сыщешь — разве лишь в садках, где рыба перезрелая и бесплодная, с мутными розовыми глазками и тусклой чешуей; вся остальная рыба — завозная, из окрестных деревень и рыбхозов, безнадежно мертвая, хоть и свежая — этого не отнять. Свежеубитая, с клеймом «Каспрыбы».

Самохину же хотелось рыбалки.

Он помнил детство в деревне. Розовые рассветы, небо белое и синее, и солнце хищными щупальцами захватывает все новые и новые облака. Они с кузенами сидят на реке и забрасывают удочки в быстротекущие воды. Река лишь называется рекой, на самом деле это канал, но вот рыба в нем самая настоящая. Даже сом на глубине таится, усами шевелит. Речное чудовище, злое божество.

Самохин открыл глаза.

Сейчас он не на рыбалке и не в детстве, а в собственном дачном домике за городом — двадцать лет спустя.

Отпуск.

Вечерело, свежий ветер теребил занавески. Самохин встал и поставил чайник. Хотелось кофе. Он заглянул в бадью и обнаружил, что вода кончается.

Надо набрать еще из бассейна.

Бассейн. Смешное название. Колодцы здесь называются бассейнами. Порой Самохин путал их с настоящими бассейнами — где отечные мужики в резиновых шапочках плещутся кролем под руководством инструктора.

Самохин вышел на улицу и поежился. Ветер был сильным, за алеющим горизонтом медленно набухала кроваво-сизая гроза, полускрытая стеной домов. Он взял два ведра и направился к бассейну.

Затянутый тиной и илом пригород, частный сектор. Сюда еще не добрались нержавеющие лапы Водоканала, поэтому водой их снабжал водовоз, советского построя машина со скошенным лбом кабины и облупленным синим баком. Недавно как раз был завоз, воды предостаточно. Самохин откинул тяжелую, пропитанную сыростью крышку бассейна и заглянул внутрь.

Вместо своего отражения в квадратной рамке он увидел в воде какое-то бурление. Внутри барахтались тени.

Ему это не понравилось.

«Лягушек, что ли, завез?» — подумал Самохин и поежился. Не очень-то хотелось пить воду с лягушачьей икрой. Да и вообще.

— Спасите… Тону! — донеслось снизу.

Самохин, дёрнувшись всем телом, отшатнулся назад. Одно ведро покатилось по земле, другое он прижал к груди, с подозрением и даже с неприязнью смотря на сбитый, влажный край колодца. Потом, опомнившись, бросился вперёд и вновь склонился над тёмным, волнующимся зеркалом, в котором плавали редкие, тонкие травинки да несколько мелких щепок. Сердце Самохина забилось чаще, сильнее, и в то же время как-то спокойнее.

«Ребёнок упал, — подумал Самохин. Однако не покидало ощущение, что его разыгрывают, что кто-то шутит над ним, и сейчас, вынырнув, испугает. — А может быть, и закинул кто ребёнка. Специально».

Самохин вновь увидел серое, неспешное шевеление в глубине бассейна, будто кто-то на секунду поднялся к поверхности и тут же канул вниз. Он стал торопливо расстёгивать рукава, но, расстегнув всего одну пуговицу, выругался и, забыв про рубашку, перевесился через больно врезавшийся в живот цементный край и вытянул руку туда, где вновь мелькнуло что-то живое. Рука почти по локоть опустилась в воду, прошла влево-вправо, зацепила что-то твёрдое, в чём через одну ужасную секунду Самохин с облегчением распознал крупную щепку, а затем под ладонью вдруг пробежало что-то большое, прохладное и мягко-скользкое, будто крупная рыбина. Самохин в ужасе и отвращении выдернул руку из воды, неосознанным жестом провёл ею по рубашке на своей груди и поморщился — рука была вся в слизи.

«Неужто труп? — подумал он, глядя вниз. Там опять не было видно ничего. — Уже разложился и…»

Он помотал головой, вновь вытирая пальцы о рубашку. Затем нерешительно взялся за пуговицы. Мысль о том, что ему придётся опуститься в эту воду, где плавает, возможно, распухшее, склизкое тело, заставила его поёжиться. Мокрый рукав неприятно тяжелил и холодил руку, мелкие струйки затекали на живот.

Самохин решительными, уверенными движениями достал из кармана телефон.

«Позвоню в милицию, — решил он, чувствуя облегчение от того, что больше ему не надо представлять, как он опускается в бассейн. — Может, подшучивают, а может, и труп. Пусть приезжают и смотрят. А я не буду. Я и не должен».

Внизу мягко, осторожно плеснуло.

— Ну, ты чего? — услышал Самохин тот же голос. — Купаться полезешь, или нет?

На тёмной воде, окружённое густой паутиной чёрных, с зелёным отливом волос, светлело женское лицо. Молодое, совсем бледное и неприятное. Если бы не сияющие влажной зеленью огромные смеющиеся глаза, он бы назвал это лицо некрасивым, но с ними оно обретало спокойную, уверенную красоту, которой могут похвастаться испорченные дети из богатых семей.

— Делать нечего, да? — Самохин дал «отбой» и убрал покорно потемневшую «трубку» обратно в карман. — Здесь люди на весь посёлок воду берут, пьют, детям готовят. А ты здесь…