Redrum 2016

— Не надо. Правда, не надо! Я справлюсь. Я уже знаю, кто это будет, и знаю, как все провернуть. Ты дождешься меня дома, я приду и в последний раз поменяю восковую маску на настоящее лицо. И ты больше не будешь просыпаться по ночам от кошмаров, никогда не встретишься с Собирателем и до глубокой старости проживешь с одним-единственным лицом.

Вячеслав не стал перечить жене и напрашиваться в помощники — в отличие от Марины он не обладал крепкой психикой, когда дело касалось кровавого насилия. И запросто мог отказаться от задуманного, когда пришло бы время действовать.

— Кто это будет?

— Тот, кто заслуживает. Не переживай, я не стану отдавать Собирателю хорошего человека.

Вечером Марина ушла из дома — претворять давно разработанный ею план в жизнь. Она не хотела откладывать даже на день, иначе обремененный моралью и запретами на убийства Слава мог переменить решение и пойти на попятную.

Ближе к полуночи Марина вернулась с переносным холодильником, торопливо прошла на кухню и начала подготовку к обряду. Последнему в ее жизни, если все пройдет успешно.

— Можно посмотреть? — спросил Слава, положив руку на голубой пластиковый ящик.

— Посмотришь, когда закончу. Уйди! Не мешай!

Он послушно удалился в комнату, сел на кровать напротив зеркала и стал ждать жену с подносом. Через десять минут пришла Марина, срезала ножом восковое лицо, очистила кость от остатков воска с кусочками кровавой мандрагоры и приложила к черепу настоящую плоть. Замороженные лицевые мышцы пробудили полчище юрких мурашек.

Марина взяла полукруглую толстую иглу, продела через новую и старую кожу, протянула заговоренную нить и соединила края раны. Вячеслав почти не чувствовал боли: после того, что он пережил в доме Саньки пятнадцать лет назад, любое раздражение болевых рецепторов воспринималось им всего-навсего как неприятная щекотка. Косые черные стежки ровным рядком растянулись от правого виска через лоб к левому, вниз за ухом, вдоль подбородка, вверх за правым ухом к начальному узелку. Затем Марина взяла кусок глины, смешанный с измельченными листьями подорожника, тысячелистника и крапивой, и щедро замазала швы.

— Все? Можно посмотреть?

— Нет. Завтра посмотришь, — она размотала бинт, приложила ко лбу и обернула марлевую ленту вокруг головы.

— Ну, дай взглянуть хоть одним глазком!

— Слава, потерпи до утра, если хочешь, чтобы все получилось, — успокаивала она разгоряченное любопытство мужа, накладывая слои бинтов. Когда Марина закончила и отошла в сторону, Вячеслав увидел в зеркале вместо своей головы большой белый шар с дырками на месте глаз, рта и ноздрей.

— Надеюсь, теперь маски, кошмары и Собиратель — в прошлом! — радостно объявила Марина.

Вячеслав не разделял оптимизма жены и не верил, что от сотворенного много лет назад можно так легко избавиться: словно они проехали на красный свет светофора, а не обманули смерть и отобрали лицо у незнакомого человека.

Последние пять часов до рассвета он маялся на кухне без сна. Загадка, скрытая под бинтами, волновала воображение и разъедала запрет Марины «до утра не трогать» дурными мыслями: «Какое оно, мое новое лицо? А вдруг уродливое? Надо посмотреть, что там Маринка принесла… Нет! Нельзя! Скоро уже рассветет, она снимет повязку, и я все увижу… Надо потерпеть. Хотя если разбинтовать, а потом забинтовать, то она ничего и не узнает».

Он бесшумно прошел в прихожую, закрыл дверь в спальню, где крепко спала Марина, включил лампочку, спрятанную в бежевом текстильном бра, справа от зеркала, и внимательно пригляделся. Вячеслав ладонями придавливал и растягивал повязку на лице, стараясь рассмотреть через толщу марлевых слоев хоть что-нибудь, но белый мягкий кокон не выпускал тайну. Тогда он взялся за маленький бантик на затылке и собирался уже потянуть за хвостик, как вдруг представил, что через минуту из зеркала на него будет смотреть тот, кто сегодня стал частью Собирателя, из-за его страха отвечать за свои поступки; тот, кто еще несколько часов назад строил планы на неделю, жил как мог, или даже — как хотел, и ничего не подозревал о своей скорой ужасной кончине.

Он бросился прочь от зеркала обратно на кухню, закрыл дверь, чтобы не видеть и, самое главное, не отражаться в серебре холодного стекла, внутрь которого уходил узкий коридор между прихожей и кухней, искажая и удлиняя реальное пространство квартиры. Теперь Вячеслав ни за что не хотел снимать бинты и знакомиться с тем, кто под ними, с тем, у кого они отняли жизнь.

Рано утром Марина нашла мужа на кухне с ножом в руке, приставленным к горлу. Ему не хватало мужества провести красную черту, полоснув по горячим пульсирующим артериям. К своему стыду Вячеслав осознал, что никогда не был готов к смерти — он страшился ее не меньше, а даже больше, чем его жена. И она это прекрасно знала, поэтому и шантажировала пятнадцать лет назад самоубийством, пожертвовала собой, отдала ему жизнь, отказалась от семьи с детьми, согласилась до конца дней менять восковые маски и слыть во дворе самой гулящей бабой.

— Ты что делаешь?! — испугалась Марина. — А ну, сейчас же брось!