— Что-то часто прощаемся! — успел сказать Редхард, как Удольфа начала тонкой струей поливать его обнаженное тело кипящим зельем. Зубы можно было стереть до корней, терпевши эту боль, но не вышло бы все равно ничего и Враг-с-улыбкой закричал. А пытка все продолжалась, ведьма все черпала и черпала зелье, поливая его, что-то монотонно напевая на странном языке, языке, который был чьим угодно, но не человеческим. Удольфа старалась не пропустить ни единого кусочка его кожи, переворачивала Врага-с-улыбкой со спины на живот, а Редхард выл и мечтал потерять сознание. Проклятое зелье не остывало, оно, попав на кожу, впитывалось в нее и жгло уже мясо, потом — кости. Потом пытка прекратилась, Удольфа вновь перевернула его на спину и, продолжая петь, чуть не до желудка всунула ему в рот воронку для пытки водой с очень длинным горлышком и каплю за каплей, ни на миг не прекращая пения, стала капать что-то из длинного, грубейшего на вид, стекла, фиала. Теперь боль началась внутри, хотя и прежняя не думала успокаиваться. Наконец, внутренняя сравнялась с внешней и Редхард потерял сознание. Последней мыслью его было: «Почему я не умер от таких ожогов? Сварена вся кожа!» Тьма. Блаженная тьма окутала голову Врага-с-улыбкой.
Очнулся он в той камере, где и пребывал по сей день. Осмотрел тело и ужаснулся — кожа напоминала крокодилью. Окинул себя взглядом, разглядеть смог немного, шея была плотно прихвачена обручем, вбитым в стену. Что-то коснулось его ноги. Это «что-то», как он понял, повиновалось ему. Он шевельнул новой частью тела и взору его, скошенному вниз, предстал длинный хвост, как у ящерицы, только покрытый жесткой костяной чешуей. Он опустил хвост, стараясь успокоить мысли, что удалось лишь благодаря науке старика. Вот что сделала с ним Удольфа. Он — чудовище. Ладно. Посмотрим, что может чудовище. Он посмотрел снова на хвост, заставляя себя свыкнуться с обновкой. Хвост был длинным, на фут, должно быть, стелился по земле от ступней. Конец его сильно напоминал копье. Что же может сделать изуродованный, прикованный к стене монстр, бывший некогда Врагом нежити? И он дико взвыл от тоски, отчаянья, от стыда перед Ролло Огоньком. Скрипнула дверь. На пороге стояла сияющая Ребба.
Редхард-змелюдь
1
Клеймо на его щеке уже полностью зажило. Он потерял счет дням, мог только догадываться, что уже давно прошла зима — в камере потеплело и ему стало немного легче.
В этот день дверь камеры вновь заскрипела, он поднял глаза — пришли стражники, шестеро. Любят они это число, любят… Теперь что будет?
Один из стражников остался у двери и поднял тяжелый осадный арбалет на сохе, взведенный, с сияющим стальным болтом в ложе, направив его в грудь Врага-с-улыбкой. От такой стрелы не спасла бы и его новая шкура с чешуей, да и Редхард и сам не стремился дергаться, чтобы не попасть под сапоги пятерых здоровенных молодцов, принесших ручные и ножные кандалы и еще какие-то длинные металлические стержни.
— Сейчас мы отстегнем тебя от стены, закуем и проводим наверх. Госпожа Удольфа пожелала тебя видеть. Дернешься — получишь болт между глаз, Сигурд на лету бьет из арбалета ласточку, — равнодушно просветил его один из стражей, видимо, старший.
— Делай свое дело, собачка, и помалкивай, — прошипел Редхард. Видимо, в полномочия стражи не входило битье без крайней нужды, а потому они сделали вид, что не услышали его слов и споро отстегнули сначала ноги, тут же заковав их в кандалы с короткой цепочкой, длиной где-то в его ступню, что бы он мог делать только очень маленькие шаги. Отстегнули ошейник от стены и прищелкнули к нему принесенные железные прутья. Понятно. Его поведут на этих пяти прутьях, чтобы держаться подальше от него. Точнее, от его хвоста и зубов. Разумно. Быстро учатся. Не прошло и полгода…
Руки его сковали за спиной, на кандалах для рук цепочки не было вовсе. Он мог легко соединить скованные ладони, что он и сделал, максимально закрываясь от мира.
Последним отстегнули хвост и Враг-с-улыбкой тут же взмахнул им, просто проверяя, все ли в порядке, но тот, кто отстегивал его, шустро прыгнул назад.
О какой драке могли думать эти стражи! Полгода в железе, без движения! Да, он занимался, как мог, но, конечно, для рукопашной еще не годился. Смешно. Ему. А им, видимо, нет.
Арбалетчик шел сзади, а пятеро остальных, как и решил Редхард вели его на прутьях, шедших от ошейника. Шли медленно, не издевались, не торопили, принимая в расчет то, что Редхард мог идти только очень и очень неторопливо, просто чтобы не упасть.
А он и не торопился. Шел, покуривая трубку, пуская ноздрями дым и с интересом осматривался. В отличии от человека, которого вывели бы из темной камеры на свет, он не жмурился, глаза не слезились и не болели.
Замок был изукрашен очень богато и с прекрасным вкусом. Денег ведьмы явно не жалели. Редхард ни на миг не сомневался, что все это богатство подлинное, а не наведенные чары для отвода глаз. Все было настоящим. Только нигде не увидел он серебра. Оно и понятно…