Редхард по прозвищу "Враг-с-улыбкой" (СИ)

— Но как?… — начала было она. В глазах ее росло понимание, соображала красавица молниеносно.

— Да так же, как и тебя, — рассмеялся Редхард, стоявший уже совсем рядом со счастливой миг назад Удольфой. И уже отработанным на Никере движением, Редхард змелюдь, Враг-с-улыбкой, снес с плеч голову Удольфы. Кровь ударила вверх, облила платье, пол, ковры, досталось и Редхарду. Миг простояв еще на ногах, тело Удольфы упало на пол. Редхард присел у головы Удольфы, в глазах которой не угасла еще жизнь. Как и у ковен-мистора, его глаза долго смотрели осмысленно, после того, как цепочка фальшивого амулета сняла ему голову.

— Дура, — нежно сказал Редхард, — неужели ты думала, что я, Враг нежити, не сложу два и два? Кто тебе велел при мне сообщать Реббе, что шрамы ее ты убрать не в силах из-за слизи змелюдя? Кто бы не понял, что может убивать теперь голыми руками? Но да, я не сразу это понял, кроме того, боялся ошибиться. И не успеть отомстить за Ролло Огонька. Кроме того, мне не хотелось остаток жизни прожить змелюдем. Кто тянул тебя за язык, когда ты говорила мне про амулет, дурында? А ваш ковен-мистор выдал себя сам, бабьей тягой к украшениям. Я видел его вчера в лесу. Все понятно? А теперь спи спокойно, дурища. Жизнь твоя кончена. Начинается жизнь Редхарда по прозвищу «Враг-с-улыбкой». И он снял с обрубка шеи прекрасной Удольфы цепочку синего булата. Но надевать не стал, повесил на ошейник корсета.

Губы Удольфы шевельнулись и он снова присел. «Умный…» — прочел он по ним. И, соглашаясь с этим абсолютно, кивнул.

— Да, Удольфа. Я умный. Это говорил один великий старик с Серой Осыпи. И Ролло Огонек так считал, раз взял меня в ученики. А вот ты, как оказалось, нет, — это было последнее, что, как был уверен Враг-с-улыбкой, услышала Удольфа, прежде, чем ее глаза окончательно погасли. Услышала и унесла с собой. Но не в могилу. Ее могилой станет весь Дом Ведьм.

Редхард взял тяжелую золотую лампу и поднес пламя к занавесям на огромных окнах. К скатерти. Ударил лампу об пол, колба лопнула, хлынуло содержимое и моментально вспыхнуло, занялся ковер. Редхард, вывернув кожаный, запачканный кровью ковен-мистора, кожаный мешок наизнанку, прихватил его с собой. Вышел в коридор, сунул в вывернутый мешок свою одежду, а сам мешок привязал к поясу корсета, чтобы руки оставались свободными. Сбрую с «огнебоями» и перевязи меча и шпаги надел просто на голое тело, поверх корсета. Гролл так и сидел, где он его оставил. Судя по всему, Редхард сломал ему челюсть. Но этого гролла почему-то жалко не было. Ничуть.

В руках он держал по лампе, прихваченных в покоях безвременно почившей Удольфы. Первая полетела в гобелен, растянутый на несколько этажей.

Вторая просто разлетелась вдребезги об пол второго этажа (покои Удольфы были на третьем).

Так, переполох начался. Пламя, гудя, пожирало ткань, драгоценные ковры, искуснейше выделанные деревянные панели, перильца, шпалеры. Редхард махнул через перила прямо на пол первого этажа. В человеческом облике это обозначало бы, скорее всего, перелом ноги или вывих, но змелюдю такое падение вреда не принесло.

Тут и случилась первая потасовка с группой оборотней, кинувшихся на него, кинувшихся молча, не задавая идиотских вопросов «Кто виноват?» и «Что делать?» Они знали ответы.

И завертелась кровавая карусель. Как давно, сколько же он ждал этого момента! В ход пошли меч и шпага, на плиты пола брызнула кровь, сталь с вплавленным серебром была прекрасным средством против нежити, обычная сталь не помогла бы.

Раз. Укол в сердце, оборотень падает на пол.

Два. Страшный удар с плеча пополам разваливает жилистое волчье тело и на обратном пути вспарывает бок другому оборотню. Три.

Четыре. Шпага входит в оскаленную пасть, выходит из затылка.

Пять. С плеч оборотня, который не счел нужным обратиться, слетает голова. Оборотни, поняв, что зубы их бессильны против шкуры змелюдя, кидаются на выход. Что-то бьет его в спину, что-то жутко опасное, как вопит сознание, но безвредно отскакивает. Разворот. Ведьма на галерке готовится ко второму заклинанию, гулко ухает «огнебой», тело ведьмы без левого плеча, части груди и руки, падает на пол. Следующий заряд в голову получает какой-то роскошно одетый вампир, не вовремя кинувшийся в драку.

Гулкие удары сверху раскалывают плиты пола, не принося вреда змелюдю. Это заклятия, заклятия, которыми сверху сыплют истово ведьмы, не побежавшие, или особенно неистовые, или просто не сумевшие уже убежать из пылающего Дома Ведьм. В ответ гремит «огнебой», ему вторит второй, цепные пули в плотных группах ведьм снимают свой жутковатый кровавый урожай, как косой снимая мясо, конечности, выпуская внутренности ведьмам.

— А ведь я говорила этой дуре Удольфе! — кричит, напрягая горло так, что жилы вот-вот порвутся, та самая старая, некогда декольтированная ведьма, — нельзя делать змелюдя, на него нет управы!