Пламенный… Пламя… Горящие машины спецназа на пляже… Урфин Джюс и его деревянные солдаты… Горят, но боли не чувствуют…
Отличное винцо. Нальем третью. Вот так, молча, без тостов. Будем считать, что мы на Севере. Там так принято.
Смирнов-Иванов тоже наливает. Молча. А что еще ему остается? Клиент-то наклюкивается прямо на глазах…
Нальем четвертую… Во студенчестве меня всегда назначали виночерпием.
Друзьям наливал, себя не обижал… Не в том суть… При хорошем настрое можно выпить до полуведра, особливо в культурном обществе…
Еще по одной? Чудненько… «А ты сачкуешь, мил человек», — сказал бы дедок-одуванчик. Только от пули, как от судьбы…
Как там у классика из туманного Альбиона? «Весь мир театр, и люди в нем актеры». Его земляк Моэм добавил в «Театре»: «Взял паузу — держи. Чего бы это ни стоило». Писателем Моэм стал по совместительству. Так сказать, вечерами. Основной профессией была разведка.
Старик знал толк в паузах. По пятой.
— Может быть, еще кофе? Галантный хозяин.
— Благодарю. Портвешек — чудо. Ножная работа.
— Что?
— Бывают, знаете ли, часы. Ручная сборка. Оч-ч-чень ценятся. А португальцы виноград для «порто» мнут ногами. Исключительно девичьими. Ноги длинные, стройные, с изящными щиколотками. Потому не напиток — бальзам. На сердечные раны. Наливаю еще порцию.
Пью.
— Дрон, прекратите. Для умного человека достаточно сложно притворяться глупее, чем он есть.
— Вы полагаете? «Дураком быть выгодно, да очень не хочется, умным очень хочется, да кончится битьем…» — пропел я с чувством. — Вы любите Окуджаву?
Судя по возрасту, должны бы… Споем. В этой избушке найдется гитара? Раз уж пошла такая пьянка!.. «И я за жизнь его не дам тогда и самой ломаной гитары…»
Гитары ломать грех. Они похожи на девушек. У них душа живая…
Наливаю. Честно «леплю горбатого». Таким мензурками портвейн можно лакать сутки! «Но разбойники-то этого не знали и слегка задрожали от страха…»
Последнюю, тьфу, крайнюю фразу я произношу вслух. Не то чтобы намеренно, но и не случайно… Надо же завести этого Железного Феликса.
— Разбойники?
— Ну да. Любимая сказка — «Бременские музыканты».
Скворцов-Степанов поморщился.
— Нам нужно поговорить.
Наливаю:
— За дона Педро!
Ну, милый, начинай! Что тебе нужно-то? Сломать? Уболтать? Разъяснить?
— Вы понимаете, Дром, что оказались здесь не случайно?
Что-то уж больно любительское начало. Е-2 — е-4. А этот Кузнецов-Смит на любителя похож, как бенгальский тигр на дохлую кошку.
— Я понимаю, что оказался здесь не случайно. Но и не намеренно. Уж поверьте на слово.
— Ваше положение…
— В положении остаются неопытные институтки. А у нас — ситуация.
Немного агрессии и хамства после семи-восьми бокалов — вполне естественно… А ты, дружок, не привык, чтобы тебе хамили. Итак?
Мужчина бледнеет едва заметно. Зажимает тонкими губами сигарету.
Прикуривает. Мне не предлагает. Уже хорошо.
— Ты вряд ли отдаешь себе отчет…
— Успокойся. Отдаю.
Ну вот и на «ты» перешли, легко и без лишних формальностей типа брудершафта, братаний и заверений в личной преданности.
— Да?
— Ага.
Наливаю. Отхлебываю.
— Я вам нужен. Не знаю, зачем, но нужен. И пока эта необходимость в моей персоне не отпадет, останусь жив.
— Ну что ж… Добавлю только, что у вас лишь один путь — к сотрудничеству с нами. Только в этом случае вас не устранят.
Судя по всему, у Смирнова-Лебедева воспитание победило. Вернулся к «вы».
Вежливость — главное оружие вора, говаривал Доцент Леонов. Располагает.
Сам-то я думаю, меня устранят в любом случае. В смысле — собираются. Тут наши дорожки расходятся, а цели — противоположны. И существуем мы, по Гегелю, в борьбе и единстве. По Ульянову — «возможны компгомиссы». По Пушкину — береги честь смолоду. А я и не стар.
Что ж, будем торговаться.
— Я попросил Марину сервировать стол, чтобы сомнений у вас не осталось: ситуацию мы контролируем с самого начала. И намерены контролировать впредь.
Ага, значит, девушку зовут Марина. Морская русалка… очень подходяще…
Поскольку этот пижон априори считает меня трупом, то игра пойдет открытыми картами. Так даже занимательней… «Три карты, три карты…» Тройка, семерка, туз… Или дама? Как там у Александра Сергеевича?
— «Его состояние не позволяло ему жертвовать необходимым в надежде приобрести излишнее», — процитировал я вслух.
— «…а между тем целые ночи просиживал за карточными столами и следовал с лихорадочным трепетом за различными оборотами игры», — закончил мужчина. — Вы любите играть?
— Да. Когда выигрываю.
— А если — нет?
— Ломаю игру.
— Это не так просто, Дрон. Вы с самого начала играете по нашим правилам. В нашу игру. Любопытно, как вы себе представляете партию?..
Ну что ж, открытыми, так открытыми. С одной только поправкой: у каждого из нас своя колода. Умеренно крапленая, разумеется.
Излагаю Смирнову-Сидорову свою версию. Естественно, тенденциозно, искажая детали и упуская интересы пролетариата.
— Ну что ж, в целом неплохо. — Вадим берет холеной рукой бутылку «мартеля».
— Вам налить?
— Если можно, еще кофе.
— Можно.
Звон серебряного колокольчика рассыпается по комнате. Появляется девушка.
Разливает кофе.