- Уж постарайся, - ворчливо фыркает Джордж. Совсем как старикан. Он придирчиво смотрит на брата, но тот действительно выглядит лучше. Кажется, он пришел в себя. По крайней мере, он уже не такой бледный, как на кладбище, и не плачет. Наверное, это безумно страшно – осознать, что ты умер. Особенно, когда себе ты кажешься вполне живым, когда ты всё так же можешь смеяться, есть и спать, будто ничего не случилось. Только вот это не так.
Джордж клянется, что больше никуда не отпустит Фреда от себя. Каждый чёртов раз, стоило им разлучиться, всё заканчивалось плохо. Этой ошибки он больше не повторит.
Джордж ловит на себе странные взгляды Гарри и Рона, которые он не может интерпретировать, но, на всякий случай, поскорее отворачивается, пока этой парочке не пришло в голову подойти к нему и начать изливать сожаления.
- Наверное, тебе стоит не так сильно шевелить губами, - поясняет Фред, замечая его замешательство. – Выглядит странно, что ты болтаешь сам с собой.
- Может, я сошел с ума, - предполагает Джордж, но следует совету брата и прикрывается стаканом. Фред отмечает эту попытку легкой полуулыбкой.
- Главное, сам не начни в это верить. Я лучше буду духом, чем галлюцинацией.
- Эй, я думаю, галлюцинации довольно дружелюбные.
- И много ты их знаешь?
- Помнишь, на пятом курсе?
Фред внезапно хихикает, и в груди Джорджа всё теплеет. Это лучший звук на свете. Конечно, они оба сразу вспоминают, как летом перед своим пятым курсом их папа выиграл поездку в Египет, откуда они тайком провезли какие-то необычные странные травы, желая поэкспериментировать с ними. Разумеется, в чисто научных целях. Но, так как и учеными и подопытными они были в одном лице, то и все последствия употребления высушенных трав приняли сами. На самом деле это было забавно, а Перси наутро жаловался, что всю ночь из их комнаты доносились взрывы, смех и странные звуки. После нескольких проверок в итоге было установлено, что малое количество (пара грамм) в сочетании с мятой и порошком дикобраза образуют потрясающее зелье, способное создавать грёзы. А через несколько лет на его основе близнецы создали невероятные мыльные пузыри, способные потрясти воображение.
- Да, крышу нам тогда снесло как следует, - Джордж снова утыкается в стакан, но в этот раз еще и для того, чтобы скрыть ухмылку.
- Иногда полезно не сдерживать себя, - подмигивает ему Фред.
Не то, чтобы они часто себя сдерживали, как заметила бы мама, услышь она этот разговор. Хотя тогда вначале она убила бы их обоих за подобный эксперимент и всё, что случилось потом.
Но мрачные лица вокруг возвращают к реальности. И Джордж предпочел бы схватить Фреда и сбежать с ним назад в их общие воспоминания, но он вынужден ещё какое-то время оставаться здесь.
Наконец, люди начинают расходиться. Джордж старается держаться поодаль, не желая снова слышать их слова, от которых всё равно никому не станет легче. Но он благодарен всем этим людям, каждому из них, за то, что они пришли. Он знает, что они тоже любили Фреда. Он бы удивился, если бы они этого не делали. Нельзя знать Фреда и не любить его. Это как не любить солнце. Он никогда не беспокоился по поводу того, скольких людей привлекал его близнец или он сам. Они делились своим светом и позитивом, своей радостью всю свою жизнь со всеми, кто был лишён тепла, со всеми, кто нуждался или просто хотел свой кусочек света. И всё равно по-настоящему всегда принадлежали только друг другу.
Когда все посторонние, наконец, покидают дом, Джордж с чистой совестью направляется к лестнице. Но Джинни вдруг оказывается той, кто останавливает его. Он с недоумением смотрит на сестру, и она тихо поясняет:
- Ты не посидишь с нами немного?
Джордж смотрит поверх ее головы на лица братьев, Гермионы и Гарри. Отца и матери нет, и он решает, что тоже не должен оставаться.
- Извини, Джинни, - он старается говорить мягко. – Я устал.
Она сжимает губы, совсем как мама, и кивает с тем самым раздражающим пониманием в глазах.
- Конечно. Спокойной ночи, Джордж.
Он не отвечает, просто уходит. Фред топает за ним, так же молча. Вместе они чистят зубы и собираются спать. Джорджу кажется, что этот день длился тысячу лет, и он не верит, что еще только восемь вечера. Но ему не хочется больше ничего делать. Просто закрыть глаза и освободиться от всего этого. Ноги гудят, когда он стаскивает обувь. Раздеваясь, он замечает на себе взгляд Фреда, но не торопит его, позволяя близнецу самому решить, когда и что говорить.
Поэтому он удивляется, когда понимает, что лежит в постели, а тот всё ещё молчит.
- Фред, - зовёт он. Почему-то шепотом, хотя здесь нет никого, кто мог бы их услышать.
Фред, стоявший у своей кровати, смотрит на него и дергает плечами.
- Я не знаю, наверное, просто устал, - отвечает он на незаданный, но очевидный вопрос. – Всё-таки быть мёртвым очень утомительно.
Джорджу вкладывает в свой взгляд легкий укор, но он ценит попытку брата оставаться позитивным. И когда Фред забирается под одеяло на своей кровати, выключает свет.
- Спи спокойно, Фредди, - бормочет он, и глаза его закрываются.