Драко сделал еще один шаг к ней. Достаточное, чтобы почувствовать ее холодное дыхание на своем подбородке. Он заслонил лунный свет, и Грейнджер окутала его тень. Ему это не нравилось. Совсем не нравилось. Но она была так близко. Её губы были близко. Малфою показалось, что она немного склонилась к нему, а он едва мог видеть её, и его здравый смысл внезапно решил проснуться.
Сделав шаг назад, он знал, что это уже не произойдёт — все, что могло случиться, исчезло. Момент упущен.
Странно, как люди могут тосковать по тому, чего никогда не было. Как они могут физически болеть из-за ничего, что могло бы стать чем-то.
Он наблюдал, как Грейнджер моргнула, покачав головой, а затем осторожно прошла мимо него, опустив глаза. Сопротивляясь желанию схватить ее за запястье, Драко почувствовал, как ногти впиваются в его ладони, и это было чертовски больно.
— Уже поздно, — пробормотала Гермиона, складывая книги в стопку. Её руки заметно дрожали. — Я пойду спать.
— Хорошо, — кивнул он. — Спокойной ночи, Гре…
Она ушла до того, как он успел закончить. Облако окутало луну, оставив его в темноте.
•••
Точно так же, как они избегали разговора о Смертельном заклинание, Гермиона и Драко больше не упоминали ночь в читальном зале. Ночь, в которую ничего не произошло.
Они оба были упрямы, и на этот раз это им помогло. Они были настолько пытались забыть ту ночь, что заставили себя вернуться к своему прежнему распорядку: встречаться на кухне после полуночи и вместе читать по вечерам, делая вид, что ничего не произошло.
Вообще ничего.
Спустя месяц после «ничего ночи» они сидели на своих обычных местах на кухне, – Драко со своим огневиски и Гермиона со своим чаем. Как и должно быть. Единственная разница между временами заключалась в том, что кухня была завалена самодельными рождественскими украшениями: несоответствующей мишурой, самодельными открытками и полумертвой ёлкой, украшенной безделушками. Драко закатил глаза, доставая из бокала еще один кусок мишуры.
— Это дерьмо повсюду, – сказал он.
— Хватит так выражаться о ёлочных игрушках.
Он закатил глаза и отпил напиток. — Я бы никогда не подумал, что МакГонагалл любит всю эту праздничную суету.
— Она не особо. Мы с Луной были инициаторами этого всего. Полумна хороша в создании праздничных вещей.
— Единственное, в чем хороша Лавгуд, – это в создании головной боли.
— Ой, тише.
— И ты только посмотри на эти рождественские украшения, – он указал на хрупкую потертую безделушку и потрепанное украшение в виде оленей, — они жалкие
— Большинство из них мои! – огрызнулась Гермиона.
— Они твои?
— Ну… – она вздохнула, опустив глаза. — Моих родителей. Мой дом недалеко… недалеко отсюда; менее тридцати минут полёта на метле. Я приходила туда несколько лет назад, и нашла их на чердаке.
Драко потер подбородок. — Что случилось с твоим домом?
— Как и многие другие, – он был разрушен.
— Твои родители были убиты?
Он сказал это сурово даже для его собственных ушей, и Малфой мог только представить, как это звучало для нее.
— Нет, – сказала Гермиона, ее руки ерзали на столе. — Я отослала своих родителей за несколько месяцев до битвы за Хогвартсе. Я использовала Обливиэйт, чтобы они забыли меня.
— Для чего?
— Чтобы они были в безопасности. Многие маглорожденные и их родители были убиты в то время. Сейчас они в Австралии. По крайней мере, были в Австралии. Я не уверена, где они сейчас.
Драко хотел сделать глоток из своего стакана, но, похоже, не смог заставить себя. Он хотел помнить все, что она ему говорила. Трезво.
— Ты не знаешь где они?
Она печально покачала головой. — Нет, я… у меня был контакт с австралийским министерством, которое следило за ними, но мои родители, очевидно, переехали год назад. Я не знаю, где они сейчас, и я потеряла связь со своими знакомыми в Министерстве.
Тон ее голоса был спокойным, и если бы Драко не стал экспертом в чтении тонкостей Гермионы Грейнджер, он мог бы не заметить, как трудно ей было обсуждать эту тему. Он подумал, что она заплачет, но она этого не случилось. Во всяком случае, не полностью. Ее глаза на мгновение блеснули, но когда она моргнула, все было в порядке. У него появилось больше вопросов, и он был удивлен тем, насколько искренне любопытно относился к Грейнджер. Но она его опередила. Когда дело касалось любопытства, она всегда побеждала его.
— Можно вопрос? – тихо спросила Гермиона. Даже нервно. — Что случилось с твоими родителями?
Его бдительность вновь поднялась, и он сел на свое место. — Ты знаешь, что случилось с моими родителями.
— Я знаю, что ты убил своего отца…
— И я уверен, что ты слышала о том, что случилось с моей матерью. Люди говорили об этом, будто это гребаные сплетни. Это было отвратительно.
Гермиона сделала медленный глоток теплого чая. — Ты прав, об этом говорили. Но правда всегда затмевается в сплетнях. Я слышала разные версии того, что случилось с твоей матерью. Я бы хотела услышать от тебя правду, но если тебе неприятно говорить об этом, я пойму.