Речь Е. Евтушенко на Пятом съезде писателей СССР

Прошла пора закидывания переметов поверху — настала пора глубоких донных сетей. Легче стать в позу и начать обвинять эпоху, действительно столь еще несовершенную. Гораздо страшней, но зато, может быть, плодотворней начать беспощадный анализ с самого себя. Я думаю, что величайшая смелость Пушкина не только в том, что он писал дерзкие оды во славу вольности, но и в том, что он имел мужество сказать о себе: «И с отвращением читая жизнь мою».

Только человек, беспощадно анализирующий самого себя, имеет моральное право быть судьей других людей, судьей эпохи. Ведь настанет день, когда наши сыновья и дочери вырастут и спросят нас: «Папа, а что ты делал тогда-то?» И надо заранее себя готовить к этому священному и тяжелому моменту проверки самих себя будущими вопросами наших детей.

Но писатель — это человек, который обязан отвечать на вопросы не только своих собственных детей, но детей всего мира. Литература — это совесть народная, и отделить литературу от совести так же невозможно, как отделить литературу от народа.

Одно из величайших завоеваний социализма — это то, что слово «писатель» у нас звучит, как «учитель». Быть истинным учителем — это ничего общего не имеет с дидактикой, с морализаторством. Великий учитель Макаренко никогда не был сухим резонером, а был художником-психологом. Любая схема убивает литературу — точно так же, как если плохой учитель будет пересказывать самые высокие идеи суконным языком, то дети в ответ на суконный будут тайно показывать ему свой — живой, мокрый, насмехающийся. У хорошего учителя никогда не бывает запретных вопросов, иначе дети, видя, как он увиливает и покрикивает, перестанут спрашивать. А ведь ничто не опасно так, как насильственно загнанный внутрь вопрос. Точно так же и в литературе: должен быть лишь запретный спекулятивный подход к темам, но не должно быть запретных тем. Иначе читатели перестанут доверять литературе. Факты умолчания в литературе о тех или иных кусках нашей истории или освещение этих фактов под тем или иным углом, в зависимости от конъюнктуры на сегодняшний момент, чревато последствиями, ибо литература — это эмоциональная информация, и недостаточно информированный или дезинформированный читатель — это неполноценный член общества.

К счастью, у нас самый лучший читатель в мире, и это тоже одно из величайших завоеваний социализма.

Наш читатель умеет отделить подлинно талантливое от серого, настоящий яркий гротеск — от злобного пасквиля, подлинную лирику — от ее карамельного суррогата, высокую гражданственность — от суетной политической спекуляции.

И да простят меня критики, наш читатель часто превосходит их своим вкусом и обладает большей дальнозоркостью, чем профессиональные литературоведы. О некоторых поэтах критики писали, что их популярность — это мода и больше ничего и что пройдет год-другой, и их позабудут. Но что-то с той поры уже прошло пятнадцать, а так называемая мода все не проходит.

И не пора ли честно признаться этим критикам, что казавшееся когда-то модой на поверку оказалось любовью и доверием читателей.

Я счастлив тем, что наше поколение, воспитанное строгой, но мудрой учительницей, Великой Отечественной войной, выдвинуло таких разных, но уже утвердившихся в сознании читателей мастеров литературы, как всегда неожиданный, полный взрывчатой силы Вознесенский, как тончайший ювелир слова Белла Ахмадулина, как неповторимый создатель песенной поэзии Булат Окуджава, как необычайно активно работающий в лирической публицистике Роберт Рождественский, как умный, тонкий лирик Юнна Мориц, как всегда экспериментирующий, всегда ищущий новых форм воплощения Василий Аксенов, как серьезный исследователь жизни Георгий Владимов, как своеобычный красочный живописец Фазиль Искандер, как мало пишущий, но всегда замечательно, Юрий Казаков и другие…

Мы выросли не на пустом месте, и хотя иногда и спорили и цапались со старшими поколениями нашей литературы, но всегда учились у них, ибо пренебрежение опытом предшественников смерти подобно. В литературе воздушных корней не бывает. Наши корни всегда должны глубоко уходить в почву национальной культуры, и только, может быть, тогда наши ветви дотянутся до берегов дальних стран.

Лично я, как поэт, не смог бы практически существовать без учебы у таких старших моих товарищей, как Смеляков, Мартынов, Кирсанов, Антокольский, Луконин, Слуцкий, Межиров, Винокуров. В этом — великий закон взаимосвязи поколений литературы, ибо в литературе может существовать проблема плохих отцов и хороших детей или хороших отцов и плохих детей, но проблемы ищущих, думающих отцов и ищущих, думающих детей не существует.

И задача старшего поколения советской литературы, и задача моего поколения одинакова — воспитание будущего. И это воспитание будущего есть наша Великая Отечественная и Великая Всемирная война, которая снова возвышает нас ощущением причастности к истории.