Реальность и мечта

Его соратникам было трудно примириться с тем, что придется пожертвовать чуть ли не всей Украиной, частью самой России, оставить во власти противника своих товарищей-революционе- ров, преданных партии рабочих, воевавших на той территории. Но Ленин был жесток, упрям и несгибаемо убежден, что «позорный» мир необходим для победы революции. И Брестский мир был ратифицирован. Таково содержание первой серии из четырех в фильме «Штрихи к портрету Ленина». Оно точно выражено в названии части: «Поименное голосование».

Вторая часть «Полтора часа в кабинете Ленина» снова связана с Брестским миром: убит посол Германии в России Мирбах. Из-за этого мог сорваться хлипкий мир с Германией. Возмущенные немцы могли начать новое наступление и захватить еще большую часть России, чем это оговаривалось в мирном договоре. Поэтому Ленин мечется, мучительно ищет выход из создавшегося положения. Его задача, с одной стороны, — удержать немцев на их позициях, а с другой — нейтрализовать своих идейных противников, партию эсеров, подстроившую убийство посла, чтобы эсеры не смогли воспользоваться сложившейся обстановкой и захватить власть.

В третьей части «Воздух Совнаркома» описан эпизод из жизни Ленина после ранения его эсеркой Каплан. Сегодня, судя по свидетельствам и новым документам, версия о виновности Фанни Каплан подвергается большим сомнениям. Чем-то это покушение напоминает историю убийства президента Кеннеди Ли Харви Освальдом. Но кто бы ни стрелял в Ленина на заводе Михельсона, большое беспокойство среди рабочих было вызвано. Поэтому к вождю от пролетариев постоянно шли письма с вопросами о здоровье и самочувствии. И сподвижники Ленина, чтобы не допустить сплетен и кривотолков, решили снять короткую кинокартину, киносюжет, показывающий, что Ленин жив, почти здоров и поправляется. Основой сюжета стала его прогулка по территории Кремля с Бонч-Бруевичем. А суть нашего фильма была в следующем: Ленин страшно недоволен, что его товарищи по партии хотят широко и пышно, на всю республику, отпраздновать его пятидесятилетие. Ильича волнуют совсем иные проблемы, и вся эта мельтешня со знаками внимания и подобострастием его раздражает и сердит. Еда, одежда, быт вообще — явно не были пристрастием вождя революции: слишком грандиозной была его цель, чтобы думать о подобном. Кстати, таким же был Сталин: сосредоточив в своих руках максимальную власть над судьбами страны, он, пошевелив пальцем, мог получить все, что пожелает, в любом количестве. Однако в бытовых вопросах ему хватало одного сознания своего всемогущества. По сравнению с этими фигурами вожди рангом поменьше здорово проигрывали из-за того, что, пользуясь своим положением, старались побольше нахапать и унести в собственные закрома. Высшая философия неограниченной власти или, вернее сказать, высшее наслаждение ею им было не по плечу. А таким людям, как Ленин и Сталин, оно было ведомо. Думаю, Ленин понимал, какая роль уготована ему на исторической сцене. Поэтому, разговаривая с Бонч-Бруевичем о предполагаемом празднестве в честь его юбилея, он без рисовки отказывался от торжеств: «Надо работать! Надо работать! И не надо болтать!» И ругался, что вопреки его мнению юбилей все-таки организовали.

Четвертая картина «Коммуна ВХУТЕМАС» основана на факте посещения Лениным Всесоюзных художественных мастерских. Он приехал туда навестить дочь Инессы Арманд и там разговаривал с молодежью, ищущей свою дорогу в искусстве. В разговоре завязалась дискуссия. Одни твердят: «Маяковский — это наш светоч»; другие: «Нет, не светоч!» Ленин же вдруг высказался вполне здраво, в духе дореволюционных времен: «Ну, знаете, это дело вкуса. Я, например, Маяковского не люблю, больше люблю Некрасова. Но, впрочем, лучше меня в этом разбирается Анатолий Васильевич Луначарский». А Луначарский был вместе с Лениным на этой встрече.

Тот сериал мы снимали с подлинным уважением и серьезностью по отношению к реальному человеку, к Владимиру Ильичу. Но строгое следование исторической правде, подлинность ленинских слов, документально обоснованный разбор отношений в его окружении — все это оказалось не ко двору в советском «королевстве кривых зеркал», видимо, значительно превосходя тогдашний уровень общественно-политических представлений о вожде пролетариата. Ну кто бы тогда поверил, что в вопросе о Брестском мире Ленин мог оказаться в одиночестве?! Как это можно спорить с самим Ильичом? Не соглашаться с ним?!