Разум и чувства

Элинор, сдерживая слезы, не могла быть безмолвной свидетельницей этих душевных страданий.

– Возьми себя в руки, Марианна, – сказала она твердо, – если ты не хочешь погубить себя и всех, кто тебя любит. Подумай о маме, подумай, сможет ли она перенести твои страдания? Пожалуйста, ради нашей мамы, возьми себя в руки.

– Не могу! Не могу! – всхлипывала Марианна. – Уходи и оставь меня в покое, если тебе невыносимо видеть меня в таком состоянии! Конечно, тебе легко говорить, «возьми себя в руки, возьми себя в руки!» Ты везучая, Элинор, ведь ты даже представить себе не можешь, какие душевные терзания может испытывать покинутая женщина!

– Ты считаешь меня везучей? Ах, Марианна! Как ты можешь! Ты думаешь, это большое везение, видеть родную сестру в таком состоянии!

– Господи, прости меня, пожалуйста, прости, – обнимая свою сестру, воскликнула Марианна, – Я знаю, что ты сочувствуешь мне! Я знаю, что у тебя золотое сердце! Но, хотя бы ты, из нас двоих, должна быть счастлива, тем более, Эдвард любит тебя! Что? Что же еще надо для счастья?

– Еще нужно… много, очень много везения, – ответила Элинор, задумчиво.

– Нет, нет, нет! – воскликнула Марианна, – Он любит тебя, и только тебя! Тебе не о чем грустить!!!

– Не будем об этом, я не могу думать о нем, пока вижу тебя в таком состоянии.

– И ты никогда больше не увидишь меня в другом состоянии! Это унижение будет со мной до конца моих дней!

– Тебе не следует, так говорить, Марианна. Разве у тебя не может быть в жизни утешения? Раз ты потеряла его, что ж потеряла, но ведь можно найти кого-то другого? Только представь, что бы было, если б его сущность проявилась после свадьбы спустя месяцы и годы, когда все уже было бы сделано и не было никакой возможности повернуть все назад! И каждый несчастливый день, проведенный с ним, приносил бы тебе еще большие страдания!

– Помолвка! – закричала Марианна, – Не будет никакой помолвки!

– Да, никакой!

– Нет, все-таки он не такой бессердечный, каким ты хочешь его представить! Он всё еще любит меня.

– А, разве, он когда-нибудь говорил тебе, что любит тебя?

– Да! То есть, нет, не совсем… Это было просто видно по его поведению, но он никогда не произносил этого вслух. Иногда я думала, что это случилось, хотя явно и не было никогда сказано!

– Ты уже написала ему?

– Да, а разве не следовало этого делать, после всего, что произошло?

Элинор ничего не сказала. Она развернула письма, которые ее сестре вернул Уиллингби. В свете последних событий они выглядели куда более странными. Первое, то, которое ее сестра послала сразу же по приезде в Лондон, звучало так:

«Беркли-Стрит, Лондон.

«Представляю, как Вы будете удивлены, Уиллингби, получив это письмо!! Но я думаю, что Вы почувствуете нечто большее, чем удивление, когда узнаете, что я в городе! Возможность приехать сюда вместе с миссис Дженнингс, была искушением, которого мы не смогли избежать. Я надеюсь, что Вы, получив это письмо, сегодня же приедете к нам, хотя я не очень надеюсь на это. Пока, до свидания.

Мисс Дэшвуд».

Второе письмо, которое было написано утром, после танцев у Миддлтонов, было уже длиннее и пронзительнее:

«Я не могу выразить свое разочарование тем, что так и не встретилась с Вами позавчера, и не получила никакого ответа на свою записку, отправленную сразу же по приезде неделю назад. Я так надеялась на встречу с Вами и все еще надеюсь, каждый час каждого дня.

Молю, появиться, как только быстрее возможно! И объяснить причину такого исчезновения. Лучше, если Вы приедете пораньше, так как сейчас мы одни дома. Прошлым вечером мы были у Леди Миддлтон, где танцевали. Мне сказали, что Вы были приглашены на бал. Но почему же Вы не приехали? Вы должны были бы очень хотеть этой встречи, с тех пор, как мы расстались! А Вы не пришли! Почему? У Вас была веская причина? Надеюсь вскоре услышать Ваши объяснения.

М.Д».

И, наконец, в своем последнем послании Марианна писала: