Разрушь меня

Он крутится вокруг меня, прижав меня к двери, где я только что держала его. Он придает моему лицу чашевидную форму своими руками, заключенными в перчатки, удерживая мой взгляд. Теми же самыми руками, которыми он раньше убил человека.

Я поймана в ловушку.

Замираю.

Немного напуганная.

Его большой палец на моей щеке.

— Жизнь — мрачное место, — шепчет он. — Иногда ты должен стрелять первым.

Уорнер следует за мной в мою комнату.

— Ты должна, вероятно, поспать, — говорит он мне. Это первый раз, когда он заговаривает со мной после того, как мы оставили крышу. — Я пришлю еду тебе в комнату, а кроме этого, позабочусь, чтобы тебя никто не побеспокоил.

— Где Адам? Он в безопасности? Он здоров? Ты собираешься причинить ему вред?

Уорнер вздрагивает, прежде чем обрести самообладание.

— А почему ты заботишься об этом?

Я забочусь об Адаме Кенте еще с третьего класса.

— А разве не он должен наблюдать за мной? Ведь здесь его нет. Это значит, что ты собираешься и его убить?

Я чувствую себя дурой. Я чувствую себя храброй, потому что чувствую себя дурой. У моих слов нет парашютов, когда они спадают с языка.

— Я убиваю людей только по нужде.

— Как благородно.

— Более всего.

Я невесело смеюсь.

— Можешь посвятить весь остаток дня себе. Наша настоящая работа начнется завтра. Адам приведет тебя ко мне. — Он смотрит мне в глаза. Подавляет улыбку. — А в это время постарайся не покончить с собой.

— Ты и я, — говорю ему, ярость течет по моим венам, — ты и я — разные.

— Ты на самом деле так не думаешь.

— Ты считаешь, что можешь сравнивать мою болезнь со своим безумием...

— Болезнь? — Он бросается вперед с неожиданным пылом, и я изо всех сил пытаюсь устоять. — Ты считаешь, что ты больна? — кричит он. — У тебя дар! Ты имеешь особенную способность, которую не хочешь понять! Твой потенциал...

— Нет у меня никакого потенциала!

— Ты ошибаешься.

Он смотрит на меня. У меня нет слов, чтобы описать его взгляд. Я почти уверена, что он ненавидит меня в этот момент. Ненавидит за то, что я ненавижу себя.

— Ну, это ведь ты убийца, — говорю ему. — Должно быть, ты прав.

Его улыбка с добавкой динамита.

— Иди спать.

— Катись в ад.

Он сжимает челюсть. Идет к двери.

— Я над этим работаю.

Глава 19

Темнота душит меня.

Мои сны кровавые и кровоточащие, и я не могу больше спать. Все те сны, что приносили мне покой, исчезли, и я не знаю, как мне их вернуть. Я не знаю, как найти белую птицу. Я не знаю, будет ли она когда-нибудь летать. Все, что я знаю, - это то, что, когда я закрываю глаза, я вижу только пустоту. Флэтчеру снова и снова стреляют в голову, Дженкинс умирает на моих руках, Уорнер стреляет Адаму в голову, ветер поет за окном, но фальшиво и натянуто, и мне не хватает духу сказать ему остановиться.

Я мерзну в своей одежде.

Кровать подо мной — словно облака или свежевыпавший снег; слишком мягкая, слишком комфортная. Это напоминает мне о сне в кровати Уорнера, и я не могу вынести этого. Я боюсь уснуть под этими покрывалами.

Я не могу не думать о том, в порядке ли Адам, вернется ли он, будет ли Уорнер продолжать причинять ему вред, пока я не начну ему повиноваться. Мне на самом деле не стоит так за это переживать.

Запись Адама в моем блокноте может быть частью плана Уорнера, чтобы свести меня с ума.

Я встаю на жесткий пол и проверяю кулак на наличие мятой бумажки, которую я сжимаю в течение целых двух дней. Это единственная моя надежда, и я не знаю, реальна ли она.

Вариантов остается все меньше.

— Что ты здесь делаешь?

Я проглатываю крик и мечусь из стороны в сторону, чуть не падая на лежащего на полу возле меня Адама. Я даже не заметила его.

— Джульетта? — Он не шевелится. Его взгляд сосредоточен на мне: спокойный, невозмутимый; два ведра речной воды в полночь.

Я хочу закричать в эти глаза.

Не знаю почему, но я говорю ему правду:

— Я не могу здесь спать.

Он не спрашивает почему. Он встает и гулко кашляет, и я вспоминаю, что ему причиняли боль. Какую же боль они ему причинили? Я не задаю вопросов, когда он стягивает подушку и одеяло с моей кровати. Он кладет подушку на пол.

— Ложись. — Все, что он мне говорит. Тихо, только для меня.

Я хочу, чтобы он говорил мне это весь день, каждый день, вечность.

Всего лишь одно слово, а я уже краснею.

Я ложусь, несмотря на бьющую в крови тревогу, и кладу голову на подушку. Он накрывает меня одеялом. И я позволяю ему это. Я смотрю, как его руки движутся в тени ночи, отблеск луны заглядывает в окно, освещая его фигуру. Он лежит всего лишь в нескольких сантиметрах от меня.

Ему не нужно одеяло. Как и подушка. Он спит без рубашки, и я понимаю, что не могу дышать. Я понимаю, что, наверно, никогда не смогу дышать в его присутствии.

— Тебе не нужно кричать, — шепчет он.

Каждый вздох моего тела покидает меня.

Я сгибаю пальцы и сплю как никогда крепко.

Мои глаза — два окна, взломаны хаосом в этом мире.

Прохладный ветерок пугает мою кожу, и я сажусь, потираю сонные глаза и понимаю, что Адама возле меня нет. Я моргаю и переползаю обратно на кровать, где я кладу на место подушку и одеяло.