Разорванное пространство

Надаше не в первый раз подумала, что в некоем абстрактном смысле с ней, возможно, что-то не так. Если перечислить ее поступки за последние несколько лет, можно было бы счесть их действиями социопата. Она помогла разжечь гражданскую войну, пыталась убить имперо, даже дважды, во второй раз убив в качестве сопутствующих потерь собственного брата, участвовала в перевороте и готовила еще один, а за последние несколько недель расправилась с горсткой аристократов. Вряд ли все это можно было назвать поступками приятного во всех отношениях и высокоморального человека.

То, что ее не считали приятным человеком, Надаше нисколько не волновало. Это было уделом других, не обладавших властью и не строивших планы ее получить. Надаше не помнила, чтобы ее считали приятной в общем смысле этого слова. Вежливой? Определенно. Почтительной? Когда это было уместно или необходимо. Приятной? Нет. Подобное она воспринимала как отречение, как признание собственного поражения. Как нечто присущее просителю, а не вышестоящему или, по крайней мере, равному.

«Возможно, будь ты приятным человеком, ты бы уже вышла замуж за имперо и во всем этом не было бы нужды», – заметил ее внутренний голос, звучавший почти так же, как голос ее матери. Надаше прочили в невесты Реннереду Ву, кронпринцу Взаимозависимости, но этому не суждено было сбыться, поскольку оказалось, что Реннереду нужен не столько партнер, сколько покладистая подстилка. Приятная, покладистая подстилка. Надаше на многое была готова, чтобы стать супругой имперо, но не на такое. Так что у них ничего не вышло, и, возможно, это не понравилось ее матери, но затем та убила Реннереда, повредив его гоночную машину, а потом пыталась свергнуть нынешнюю имперо. Так что вряд ли ее матери стоило читать лекции насчет того, что значит быть приятным человеком.

В итоге слово «приятный» отсутствовало в личном словаре Надаше. Но слово «высокоморальный» там имелось. Надаше понимала, что убийства людей и организация переворотов не относятся к числу признаков высокоморальной личности, по крайней мере сами по себе, но искренне верила, что все ее поступки имеют определенный контекст. В первую очередь – контекст семейства Нохамапитан, объективно принадлежавшего к самой лучшей породе, не из каких-то странных евгенических соображений, но из-за влиятельности и значимости семьи и ее дома с самых первых дней Взаимозависимости, когда Нохамапитаны стали одним из первых семейств, объединившихся с семейством Ву.

Семейство Ву, и в частности императорская династия, не раз сбивалось с пути – собственно, именно такова была проблема с нынешней имперо, которая, если бы не несчастный случай (скажем так, в кавычках), в лучшем случае стала бы среднего уровня ученым в какой-нибудь отдаленной системе, вдали от чертогов власти. Именно потому Простер Ву согласился посадить на трон Надаше, зная, что его должен занять человек, у которого хватит смелости на жесткие поступки, а таковых в семействе Ву не имелось, не исключая и его самого. В качестве одного из условий сделки Надаше пообещала стать женой кого-то из Ву и дать своему наследнику эту фамилию, когда все будет решено и появится новая империя, основывающаяся на системе Края.

Кто знает, подумала Надаше, – возможно, она пошла бы даже на это.

Помимо семейства Нохамапитан как такового, имелась также проблема Взаимозависимости и того, чем та в реальности являлась. Грейланд, всю свою жизнь прожившая вне круга общения аристократов и гильдий, считала, что Взаимозависимость равнозначна населявшему ее народу, многоклеточному существу с миллиардами незаменимых клеток, каждая из которых не могла выжить без всех остальных. Смешно и глупо. Спасти каждую клетку этого огромного организма было невозможно, и любые попытки это сделать являлись лишь пустой тратой времени.

Кто-то должен был быть готов пожертвовать телом Взаимозависимости, чтобы спасти самое важное – ее мозг и сердце, аристократов и их монополии, а также гильдии, возникшие для того, чтобы обслуживать тех и других. Тем, что Взаимозависимость вообще существовала, она была обязана Ву, Нохамапитанам и другим аристократическим семействам. Пока существовали они, была жива идея Взаимозависимости и ее структура, которая со временем точно так же преуспела бы на своей новой родине – на Крае.

Именно это было важнее всего. Надаше понимала, опять-таки в абстрактном смысле, что миллиарды людей, которым предстояло погибнуть вследствие коллапса Потока, нисколько не впечатлят ее рассуждения и ее решимость сосредоточиться на аристократии, гильдиях и капитале. Но им в любом случае суждено было умереть – не могло быть и речи о том, чтобы спасти всех или даже самую малую их долю. Надаше не видела никакого смысла в том, чтобы тратить время на пустое беспокойство за их судьбу.