Разобщённые (ЛП)

В кресле у изножия его кровати сидит женщина. Она слишком хорошо одета, чтобы быть кем-то из больничного персонала.

— Вы кто? Вы из ФБР? Или из Агентства национальной безопасности? Опять вопросы? Сколько можно? Всё равно у меня все ответы кончились.

Женщина тихонько усмехается.

— Я не из правительственных агентств. Я представляю здесь трастовый фонд К'aвено. Слышали о таком?

Лев качает головой.

— А что, должен?

Она протягивает ему красочную брошюру, при взгляде на которую его пробирает озноб.

— Это что — проспект заготовительного лагеря?

— Никоим образом, — говорит она, явственно оскорбившись. Правильная реакция, по мнению Лева. — В нескольких словах, фонд Кавено — это огромная куча денег. Он учреждён одной очень богатой семьёй в помощь проблемной молодёжи. А вряд ли можно найти более проблемного представителя молодёжи, чем вы.

Она одаривает его лукавой усмешкой — наверно, думает, что удачно пошутила. Ошибается.

— Мы так понимаем, — продолжает женщина, — что после выписки вам некуда податься. Поэтому вместо того, чтобы оставить вас на милость детской социальной службы, которая, без сомнения, не в состоянии защитить вас от дальнейших покушений хлопателей, мы предлагаем вам место, где вы могли бы спокойно жить — кстати, целиком и полностью одобренное Инспекцией по делам несовершеннолетних — в обмен на некоторые услуги с вашей стороны.

Лев сгибает под одеялом ноги в коленях, как бы стараясь убраться подальше от непонятной посетительницы. Он не доверяет хорошо одетым людям и их завлекательным предложениям, от которых к нему тянутся явственно видимые ниточки.

— Какие услуги?

Она тепло улыбается ему.

— Нам нужно лишь ваше присутствие, мистер Калдер. Ваше присутствие и ваше личное обаяние, против которого никто не в силах устоять.

И хотя Лев не понятия не имеет, о каком таком личном обаянии она толкует, он отвечает:

— Ладно, почему бы и нет? — потому что вдруг осознаёт, что ему совершенно нечего терять. Он вспоминает дни, прошедшие между уходом от СайФая и появлением на Кладбище. Тёмные, страшные дни, среди которых промелькнула только одна светлая искорка — когда он попал в резервацию Людей Удачи. У них он научился тому, что когда нечего терять, кости могут ложиться как угодно — хуже не будет. И тут в его мозгу вспыхивает мысль. Собственно, она жила на задворках его сознания уже давно, но только сейчас протиснулась вперёд.

— Одно условие, — говорит Лев.

— Да?

— Я хочу законным образом сменить свою фамилию. Вы сможете это устроить?

Она выгибает бровь.

— Конечно, если вы этого хотите. Могу ли я поинтересоваться, на какую фамилию вы хотите её сменить?

— Не имеет значения, — отвечает он. — Лишь бы она была не Калдер.

22 • Фонд

На одной из улиц в северной части Детройта стоит дом. Это официальная, легальная резиденция Левия Иедедии Гаррити. Маленький, но уютный домик — щедрый подарок от Фонда Кавено, ставящего своей целью помощь проблемной молодёжи. Здесь работает целый небольшой штаб: у Лева есть камердинер, следящий за удовлетворением всех его насущных нужд, и домашний учитель, обучающий его всему, что необходимо. Фонд нанял даже охранника на постоянной основе — тот стоит у двери и отправляет восвояси всех непрошенных гостей и подозрительных коммивояжёров. К дверям Лева не подберётся незамеченным ни один хлопатель.

Это было бы идеальное место жительства для Лева, если бы не одна загвоздка: он здесь не живёт. Конечно, надо вспомнить о сидящем в его затылке под кожей чипе — тот клятвенно заверяет всех, что Лев проживает в домике в Детройте; но этот чип посылает теперь свои сигналы из любого места, где устроителям Фонда угодно создать видимость присутствия Лева.

Никто не знает, что мальчика поместили почти в сорока милях от города — в замке Кавено, центре усадьбы, занимающей семьдесят пять акров в Лейк Орион, штат Мичиган.

Замок Кавено, невероятных размеров здание, был построен в подражание Версалю на деньги, заработанные на производстве автомобилей ещё до того момента, когда американская автомобильная промышленность с оглушительным хлопком ушла в небытие.

Большинство людей не подозревает, что замок всё ещё жив. В общем, они правы: жив-то он жив, только дышит на ладан. Стихии и забвение привели к тому, что стоит дунуть хорошему ветру — и здание совсем рассыплется.

Замок служил средне-западной штаб-квартирой Бригады Выбора во время Глубинной войны, до тех пор пока не был захвачен и не стал штаб-квартирой Армии Жизни. Должно быть, как «выборники», так и «жизненники» высоко ценили возможность иметь свой собственный личный Версаль.

Усадьба постоянно подвергалась атакам до того дня, когда Соглашение о расплетении положило конец кровавым схваткам. Соглашение было основано на наихудшем из возможных компромиссов, всё же ставшим единственно приемлемым для обеих сторон, а именно: жизнь священна и неприкосновенна с момента зачатия и до того дня, когда человеку исполняется тринадцать лет, после чего можно расплести подростков, чья жизнь представляется ошибкой.