Читаем Разобщённые (ЛП) полностью

Кавено знакомит Лева с восстановленным северным крылом замка. Повсюду на стенах заключённые в рамки фотографии и вырезки из газет с новостями о Леве. Транспарант в одном из коридоров призывает: ЖИВИ КАК ЛЕВ! Душевный подъём, который мальчик ощущал до сих пор, вдруг начинает уступать место бабочкам в животе. Да разве ему удастся оправдать ожидания этих детей? Никогда в жизни! Может, не стоит и пытаться?

— Вам не кажется, что это всё несколько... чересчур? — спрашивает он у Кавено.

— Мы быстро поняли, что, избавив этих детей от угрозы расплетения, мы отняли у них смысл их жизни, ту единственную вещь, в которую они непреложно верили. Пустоту надо было чем-то заполнить, хотя бы на время. Ты был самым естественным кандидатом на эту роль.

На стенах красуются цитаты, приписываемые Леву. Такие, например, как «Жизнь в целостном состоянии — разве может быть что-нибудь прекраснее?» или «Твоё будущее „целиком“ зависит от тебя». Пожалуй, Лев согласен с этими утверждениями, вот только он никогда их не высказывал.

— Должно быть, тебе странно оказаться в центре такого пристального внимания, — говорит Кавено. — Надеюсь, ты одобришь то, как мы использовали твой имидж, чтобы помочь этим бедным детям.

Лев находит, что он не вправе ни одобрять их действия, ни не одобрять, уже не говоря о том, чтобы судить, мудро они поступают или нет. Как можно осуждать яркость света, когда ты сам являешься его источником? Прожектор ведь не может видеть тени, которые отбрасывает. Всё, что Леву остаётся — это плыть по течению и занять предназначенное ему место духовного вождя. Что ж, случаются вещи и похуже. Испытав на себе некоторые из них, он не сомневается: то, что ему предлагают сейчас, безусловно лучше.

На второй день пребывания Лева в замке распорядители начинают устраивать индивидуальные аудиенции с бывшими десятинами — лишь по нескольку в день, чтобы не сильно утомлять его. Лев выслушивает их истории и пытается подать совет; словом, это весьма похоже на то, чем они с пастором Дэном занимались по воскресеньям в тюрьме с подростками — «кандидатами на состояние распределённости». Разница лишь в том, что дети в замке Кавено воспринимают каждое его слово как божественное откровение. Скажи он «небо не голубое, а розовое» — и они найдут в этом высказывании мистический смысл.

— Всё, что им требуется — это поощрение, — говорит Леву Кавено. — А поощрение с твоей стороны — это самый щедрый подарок, на который они только могут надеяться.

К концу первой недели Лев приспосабливается к жизненному ритму замка. Приём пищи начинается только тогда, когда в обеденном зале появляется он, Лев. Обычно его просят вознести благодарение. По утрам он даёт аудиенции, временем после обеда может распоряжаться по своему усмотрению. Штаб во главе с Кавено уговаривает его написать мемуары — абсурдная мысль для четырнадцатилетнего подростка, и тем не менее эти взрослые абсолютно серьёзны. Спальня Лева — тоже полный абсурд. Королевская опочивальня, слишком большая для него, но с одним достоинством — в ней есть окно, которое не закрыто щитом. Его спальня колоссальна, его портрет сверхколоссален, и однако вся эта помпа способствует лишь тому, что он начинает чувствовать себя совсем крошечным.

Что ещё хуже — на каждом завтраке, обеде, ужине ему приходится смотреть на собственный портрет. На того Лева, каким он является в вооображении этих детей. Конечно, он вполне в состоянии сыграть для них эту роль, вот только глаза на портрете, неотрывно следящие за ним, куда бы он ни пошёл, полны обвинения. «Ты — это не я, — говорят глаза. — Ты никогда не был и никогда не будешь мной». Но на каминной полке под картиной всё так же не скудеют цветы и другие подношения, и до Лева наконец доходит, что это не просто картина. Это алтарь.

• • •

На вторую неделю своего пребывания он призван встречать и приветствовать новоприбывших — первых с момента его собственного появления здесь. Новенькие, доставленные на угнанном фургоне, ни о чём ещё не подозревают и думают, что их похитили, предварительно усыпив. Они не знают, кто их похитил.

— Нам всем очень бы хотелось, — объясняет ему Кавено, — чтобы первым, что они здесь увидят, когда прозреют, оказался ты.

— Зачем? Для импринтинга? Чтобы ходили потом за мной, как утята за уткой?

Кавено слегка раздражённо вздыхает.

— Ну, это вряд ли. Просто они знают только одного человека, которому удалось избежать принесения в жертву в качестве десятины — это ты. Ты даже не представляешь, какой неизгладимый след оставляет твоё присутствие в сердцах тех, кому была уготована та же судьба.

Лева препровождают в бальную залу, которая остаётся в прежнем, достойном сожаления состоянии — по-видимому, она восстановлению уже не подлежит. Мальчик уверен — новеньких привели сюда недаром; в том, что он будет приветствовать их именно здесь, есть какой-то тонко рассчитанный психологический эффект, но спрашивать у него охоты нет.

Перейти на страницу:

Похожие книги