На следующей неделе Клаудии сделали какую-то небольшую операцию на большом пальце ноги, и она на костылях, опять автостопом, поспешила в клуб, чтобы встретиться со Смоки. Затем они пошли к нему – он снимал дом в Бонни Дюн, – и в ту же ночь Клаудия решила, что именно за такого мужчину хочет замуж.
– Я тогда крепко подсела на наркоту, – словно невзначай обронила она. – Галлюциногены, мескалин, ЛСД. Каннабинол тоже.
Я был поражен до глубины души. К тому времени мы провели за разговорами в общей сложности уже более сотни часов – и впервые я услышал, что Клаудия не чуралась наркотиков! Прежде у меня складывалось впечатление, что она принимала лишь медикаменты, прописанные лечащим психиатром.
– Знаете, какой эффект дает каннабинол?
– Я в этом совершенно не разбираюсь, – осторожно ответил я.
Прежний образ ни в чем не повинной и психически больной женщины, жертвы полицейского произвола, сложившийся в моих глазах за последние восемнадцать месяцев, понемногу стал терять очертания. Клаудия многое скрывала от меня – и только сейчас я начал с тревогой сознавать, насколько же плохо ее знаю.
– Он выбивает у тебя почву из-под ног. Хочешь встать, а не получается, – сказала Клаудия.
– Что, простите?
– Я про каннабинол. Вообще не понимаю, почему люди его употребляют.
– А вот вы, например, почему?
– Сама хотела бы знать. А почему я ездила автостопом? Или призналась в убийстве? Я долго пыталась понять, но так и не смогла. – Клаудия замолчала и уставилась на меня тяжелым взглядом. – А как вы собираетесь в своей книге объяснить мое поведение?
– Я ничего не объясняю. Просто описываю события.
– О-о-о… – она с облегчением выдохнула. – Пусть читатели сами делают вывод, да?
– Именно.
– Я всегда вела себя очень странно. Даже в шесть лет.
Я был сильно огорчен, но старался этого не показывать. Очень хотелось услышать какие-нибудь истории из ее детства.
– А-а… – она поморщилась. – Забыла! Только что перед глазами была картинка – и вот, упустила. Даже не помню, что там было. Что-то про мать… про то, как она впервые отвела меня в школу.
– В детский сад, наверное, – подсказал я.
– Нет, нет, у нас рядом с домом был детский сад, но я туда не ходила.
– Значит, в первый класс?
– М-м-м… Ну, в общем, сестра Антуанетта сразу поняла, что со мной что-то не так. Написала родителям. Попросила их прийти – мол, есть важный разговор. Помню, как папа собирался на встречу с матерью-настоятельницей и монсеньором. Те видели, что я странная. Заставляли ходить к школьному психологу. Думали, наверное, что в меня вселились бесы.
– То есть вы…
– К нам даже католический священник приходил: мазал дверные косяки и ручки елеем, а мебель окропил святой водой. Изгонял из дома нечистую силу. Решил, что у нас живут призраки. Причем злые.
– Ясно.
Клаудия рассмеялась.
– Это напомнило мне, как мы жили со Смоки в районе Бонни Дун, и к нам однажды приехал шериф округа Камберленд. Боже, никогда не забуду! Он постучал. А мы как раз были на кухне. Смоки куда-то ушел, были какие-то другие парни в военной форме. Они торопились, опаздывали на важное совещание или что там бывает у военных. Один выглянул в окно и увидал шерифа в шляпе. И мы как кинемся прятать наркотики! Пытались в унитаз спустить – всплывают… Потом кто-то взял стул, залез на чердак и выкинул все в окно. А на самом деле шериф пришел из-за моего колли… Пса звали Спиди – любил бегать. Оказалось, он покусал соседскую девчонку. А мы из-за него выбросили наркотиков на несколько сотен долларов.
Клаудия залилась смехом.
– Мы тогда были под кайфом. Приняли этот, как его… псило… в жизни не выговорю. Называли его Простак, потому что с ним все становилось проще. И вот шериф рассказывает нам про девочку, про то, как ее погрызла собака и все такое, а мы, вместо того чтобы жалеть ее, истерически ржем. Шериф прямо взбесился. В итоге нам пришлось оплатить ей лечение. А собаку забрали на анализы, бешенства у нее не нашли, зато обнаружили в крови наркотики.
– Как же так вышло?
– Прежний владелец подсадил. Ох, если бы вы только видели моего Спиди. Он совсем облысел. Все думали, он старый, – Клаудия опять рассмеялась. – Так жутко выглядел… Бедный Спиди…
Меня ужасно опечалило, с какой улыбкой она рассказывала про пострадавшую девочку. Даже зная, что беспричинный смех или слезы – один из симптомов шизофрении, я все равно не мог ничего с собой поделать. Клаудия доказывала Говарду Чемпу, что не принимала наркотики, только лекарства, поэтому я относился к ней как к невинной жертве. Теперь же я, как и Чемп, чувствовал себя обманутым.
Однако мне надо было сдерживать эмоции. Я находился здесь, чтобы выслушать Клаудию и записать ее историю; судить ее я не имел права.
3
Когда Смоки в январе уволился из рядов вооруженных сил США, Клаудия оправилась вслед за ним на Гавайи. Ей тогда было девятнадцать.