Разоблачение Клаудии

– После того как нас выпустили, на Клаудию тут же налетели журналисты. На Рэя тоже. А про меня будто забыли. Поэтому я сам позвонил в «Диспатч». Мне не нравилось, что в газетах до сих пор пишут о нас как о преступниках, ведь это неправда. Я позвонил в газету и попросил связать меня с автором тех статей. Ее не было, и парень, что взял трубку, спросил: «А кто ее спрашивает?» Я ему: «По личному вопросу». А он такой: «Представьтесь, пожалуйста, и сообщите цель звонка». Ну, я и ответил: «Я Дено Политис, хочу рассказать, как эти ублюдки нас подставили… Рассказать то, о чем вы не пишете».

Он покачал головой.

– На следующий день я звоню своему адвокату. Я каждый день должен был ему звонить, отмечаться. А он и спрашивает: «Дено, какого черта?» Я такой: «В чем дело?» А он: «Ты что вообще творишь?» А я: «Да ничего особенного». А он: «Ты что, совсем идиот тупой, в тюрьму обратно захотел или сразу на электрический стул?» И дословно повторил все то, что я говорил парню из газеты.

На взгляд Политиса, все было очевидно.

– Есть только одно объяснение: тот тип из газеты позвонил в прокуратуру, а те – моему адвокату и велели унять своего клиента.

С каждым словом он злился все сильнее, и я – вместе с ним.

– А как вы восприняли новости про арест Левингдонов?

– Взбесился. Если бы полиция не маялась дурью, а делала свое дело как следует, целых семь человек осталось бы в живых!

– Вы разозлились на полицейских?

– Не на всех. Только на управление шерифа. В целом они меня не бесят. Только управление шерифа… и прокуратура. Потому что они все и затеяли.

Дено вдруг улыбнулся, и я спросил, чему он радуется. Он ответил, что вспомнил самый приятный момент того года – когда Джордж К. Смит проиграл выборы на пост генерального прокурора штата Огайо. Дено тогда выгреб из кармана последнюю мелочь и отправил ему телеграмму с поздравлениями.

Открылась дверь, и в зал заглянул охранник – сообщить, что библиотека скоро закрывается.

Когда я спросил у Дено, как он относится к Клаудии теперь, тот пожал плечами.

– После этого я видел ее лишь раз. И сказал, что не держу на нее зла. Вот Рэй – тот обиделся. Он ее возненавидел. Я говорил ему, что она, в общем-то, ни при чем, что она больная, не знала, что творит. Это все полиция виновата.

Завершив интервью, мы спустились на первый этаж. Я хотел было открыть дверь, но Дено вдруг протянул руку, поправил мне воротник пальто и вышел в морозную январскую ночь первым, придержав для меня дверь. Мы разошлись на парковке в разные стороны. Перед тем как сесть в машину, он неожиданно обернулся и с улыбкой помахал мне на прощание.

Глава четырнадцатая

1

С самого начала Клаудия не хотела говорить о своем детстве и юности. Хотя бы потому, что, по ее словам, практически ничего не помнила из тех времен.

Позднее я выяснил (от некоего парня, социального работника из отдела общественной защиты, который, как оказалось, учился с Клаудией в одной школе), что та была намного выше одноклассников и с большой грудью, поэтому немного горбилась. Из-за расстройств внимания и внезапных провалов в памяти над ней измывались и обзывали ее умственно отсталой.

Мне удалось поговорить с матерью Клаудии, а вот ее старший брат, Дэвид, наотрез отказался меня видеть. По словам других членов семьи, Клаудия и Дэвид поссорились в тысяча девятьсот семидесятом году, после того как она, бросив школу, какое-то время жила на военной базе в Форт-Брэгг, в Северной Каролине, где он служил. Вот и все, что я знал про Дэвида.

Через несколько дней после интервью с Дено со мной согласился побеседовать и отец Клаудии, Джордж. Он развелся с женой вскоре после совершеннолетия старшей дочери и теперь работал продавцом обуви. Мы договорились встретиться рядом с многоквартирным домом в Колумбусе, где Джордж жил со старушкой-матерью.

Высокий – под два метра ростом, – он кое-как втиснулся в мой миниатюрный автомобиль и предложил поехать в один бар на юго-востоке, где можно было бы спокойно поговорить.

На вопрос, как он воспринял арест Клаудии, Джордж ответил, что не знал тогда о проблемах дочери.

– У нас с Мартой так было заведено. Я старался не огорчать ее плохими новостями, а она не рассказывала о своих бедах мне.

Насколько он помнил, Клаудия всегда была тихим ребенком и редко проявляла эмоции. Она любила рисовать и слушать музыку.

– В детстве она не хулиганила, – сказал отец. – Окна не била, ковры чернилами не пачкала. Ничего такого.

Что до ее душевного состояния, Джордж описал его следующим образом:

– Иногда свет в ней горит, а иногда погашен.

Он признался, что ему порой бывает трудно понять, что Клаудия имеет в виду.

– В ее исполнении все серых тонов, не разобрать, где черное, а где белое. Не знаю, как еще это описать. Хотя вначале я верил каждому ее слову.

– Клаудия в детстве была красивой девочкой?