Он думал о послании, нарисованном на деревьях. Он водил лучом фонарика от одного ствола к другому, не веря своим глазам. Этот луч как будто проник в прошлое и высветил одно из их собственных сообщений.
«ЗДЕСЬ БЫЛИ СЕРДОБОЛЬНЫЕ РАЗОБЛАЧИТЕЛИ».
Генри смотрел на свою кружку и страстно желал, чтобы там было вино. Когда они покончат с этим, он отправится в свой амбар и нальет себе до краев. Может быть, тогда вещи начнут обретать смысл. Головная боль пройдет, облачность поднимется.
– Мне не нравится, что этот Лунд направляется в Секстон, – сказала Тесс.
Генри выпрямился на табурете и поставил чашку на кафельную столешницу.
– Там мало что можно найти. Мы избавились от всех записей. Он может встретить людей, которые знали нас, но что это доказывает?
Тесс покачала головой:
– Мне это не нравится. Что, если он доберется до Берусси?
Генри застыл на месте. Боль в его голове превратилась в осьминога, который своими щупальцами проник в затылок, захватил его голову и сжал глазное яблоко.
О господи. Берусси.
– Окажи мне услугу, ладно? – прошептала Сьюзи на ухо Тесс. – Задержи Берусси на несколько минут, хорошо?
Они были в скульптурной студии, а Берусси находился в углу и возился с паяльными инструментами. Генри работал со стамеской над большой скульптурой волка.
Тесс кивнула.
– Джон, вы не могли бы помочь мне? – окликнула она. – У меня тут сложные надрезы по плексигласу, и я боюсь все испортить.
– Конечно, Тесс, – сказал он. – С удовольствием.
Он присоединился к Тесс, работавшей с прорезным лобзиком.
Генри отложил киянку и стамеску и последовал за Сьюзи на улицу, где она подошла к общественному телефону и набрала несколько номеров.
– Что происходит? – спросил он.
Она улыбнулась и поднесла палец к губам.
– Привет, Роза, это Сью Пирс. Декан на месте? Да, я думаю, что это срочно. Я в здании скульптурной студии; тут что-то стряслось в кабинете Берусси, и думаю, что декану лучше прийти сюда. Возможно, будет неплохо позвать охранников… погоди минутку. Эй, Роза, я слышу крики! Думаю, чем больше людей вы пошлете, тем будет лучше.
Сьюзи повесила трубку.
– В чем дело? – спросил Генри.
– Подожди и увидишь, пупсик, – ответила она и наклонилась, чтобы клюнуть его в щеку.
Берусси по-прежнему помогал Тесс в скульптурной студии, визжала ажурная пила, и в воздухе воняло горелым пластиком, когда появился декан с охранниками: местным поэтом Борисом, работавшим за жилье и еду (который крепко сдружился с Берусси), и дородным рабочим из отдела снабжения. Они сразу же направились в кабинет Берусси. Борис коротко постучал и распахнул дверь.
Генри заглянул в дверной проем из-за плеча декана.
Мужчины неуклюже переминались с ноги на ногу, глядя на Уинни. Она сидела на полу, завернувшись в мексиканское одеяло. Ее лицо было красным, глаза припухли от слез. С ее шеи свисала тонкая золотая цепочка с выпускным кольцом Берусси. Борис заговорил первым:
– С тобой все в порядке, милая?
– Он говорит, что любит меня, – надрывным голосом отозвалась Уинни с глубоко оскорбленным видом, – говорит, что умрет без меня. Но я не люблю его. Я люблю Сьюзи. Я пыталась уладить дело миром, но он… он так рассердился…
– Кто? – спросил декан. – О ком ты говоришь, Валери?
– Джон, – она шмыгнула носом и потянула кольцо на цепочке, висевшее у нее на шее. – Я боюсь того, что он может сделать. Ревность сводит его с ума. Вы же знаете, как он преследует «Сердобольных Разоблачителей»? Это лишь ради того, чтобы спровоцировать Сьюзи и добиться ее исключения из колледжа. Посмотрите!
Уинни встала, по-прежнему завернутая в одеяло. Она подошла к столу Берусси, открыла верхний ящик и достала пачку ксерокопий с надписью «Здесь были Сердобольные Разоблачители». Она протянула бумаги декану.
– Джон Берусси – единственный Разоблачитель! – воскликнула она. – А теперь он и меня втягивает в свои делишки. Я больше не могу этого вынести! Только посмотрите, во что он меня превратил!
За этими словами последовал торжественный финал: Уинни сбросила одеяло на пол. На ней были только лифчик и трусики, и шрамы на ее руках, ногах и животе бросались в глаза. Даже Генри, который знал о порезах и о том, что это часть представления, был потрясен.
– Смотрите, что он заставлял меня делать!
Поэт Борис вскрикнул и закрыл глаза руками. Охранник из отдела снабжения ушел искать Берусси с явным намерением свернуть ему шею. Декан вышел вперед, поднял одеяло, снова закутал Уинни и пообещал:
– Не беспокойся: теперь мы позаботимся об этом. О тебе мы тоже позаботимся. Все будет в порядке.
На следующий день состоялось срочное заседание ученого совета, и Берусси был уволен. После заседания, когда Берусси наконец вышел на улицу, – его лицо было бледным и опухшим, волосы и борода совсем растрепались и вылезали из-под резинок, – небольшая процессия встретила его у административного корпуса и сопроводила через кампус. Некоторые студенты несли плакаты с надписями «Джон Берусси – опасный хищник» и «Защитим Секстон: скажем НЕТ сексуальным домогательствам».