А теперь еще раз вернемся к примеру андреевского профессора и заметим, что если с его стороны было преувеличением говорить, что «смерти нет, ибо жизнь цветет повсюду», что, «видя мириады погибших во вселенной», он не может «плакать об одном», хотя бы то был родной сын. Никакой ученый, будучи нормальным человеком, не сможет подобными абстрактными рассуждениями уничтожить собственное горе об умершем сыне. Зато чем шире и значительнее специальность и чем активнее и обширнее участие в ней данного человека, тем, конечно, легче ему отвлечься от личного, домашнего горя. И для этого не обязательно быть профессором, тем более астрономом. Любая творческая работа может стать надежным укрытием от преследующих воспоминаний или навязчивых мыслей. И та самая библейская Рахиль, бездетности коей выразил сочувствие Мережковский, могла легко найти себе утешение в обширном хозяйстве Лавона и Иакова. Конечно, ей завидно было видеть, как сестра ее – старшая жена, Лия, что ни год родит нового сына Иакову. Но, во-первых, и Рахиль все же родила и даже дважды, а во-вторых, вероятно, ей было достаточно домашних хлопот около таких энергичных и целеустремленных хозяев, какими были ее отец и муж, которые по очереди обманывали друг друга. И если подсунуть одну дочь вместо другой, обещанной, было явным и грубым мошенничеством Лавона, то при дележе овечьих стад Иаков проявил не только деловитость, но и хорошие знания и понятия о генетике и племенном скотоводстве, первые по времени из документированньгх подробно письменностью. Повторяю, в таком хозяйстве Рахиль вряд ли скучала.
Итак, обе разобранные точки зрения на проблему бессмертия не выдерживают критики. Мы видели, что сама подобная идея возникает в страдающих душах как искусственная уловка, которая, наподобие утешительной сказки, может вводить в намеренный самообман. И хотя поэтическая выдумка о бессмертии рождается как протест против непереносимого сознания небытия, в защиту всемогущего инстинкта жизни, нет сомнения в том, что самообман этот действует далеко не на каждого и лишь в слабой степени. Если о бессмертии размышляют люди, пытаясь утопить острое горе, это понятно и простительно. Предавание же философии бессмертия, будучи в спокойном, трезвом состоянии, вряд ли может быть оправдано. Об этом Гете высказался довольно ясно более 125 лет назад: «Носиться с идеями бессмертия – это занятие для благородных сословий, особенно для дам, которым нечего делать. Но дельный человек, который уже здесь, на земле хочет быть хорошим работником и потому принужден добиваться, бороться, действовать, оставляет будущую жизнь в покое. Он деятелен и полезен в этой жизни, а мысли о бессмертии нужны тем, у кого плохо обстоит со счастьем на нашей земле» (25 февраля 1824 г.).
Но в проблеме использования трупной крови имеется не одна, а две психологические задачи. Одна из них – это добыча самой крови и все те сложные душевные уравнения со многими таинственными неизвестными, которые касаются «донора». Другая не менее значительная и гораздо более актуальная задача касается реципиентов трупной крови, т. е. психологических соображений, возникающих в столь необычайном деле. Конечно, надо признать, что переливание трупной крови является предложением необычайным, даже невольно, почти инстинктивно пугающим и отталкивающим; напрасно было бы пытаться это отрицать или оспаривать.
Действительно, у неподготовленных лиц немедицинского звания сама мысль о собирании крови из трупа и вливание ее живым людям производит впечатление не только отрицательное, но прямо шокирующее, заставляющее буквально содрогаться. Испуганное воображение рисует себе зрелище одновременно и страшное, и отвратительное, когда из застывшего трупа откачивают темную кровь, причем мысли беспорядочно перебегают от сознания, что в умершем человеке и кровь непременно уже мертвая, к тревожным опасениям, что если даже в трупной крови нет прямых возбудителей острозаразных инфекций, то уже несомненно в ней быстро развиваются специфические «трупные яды», смертоносное действие которых уже 100 лет внушает всем трагическая смерть Базарова.
Если бы это было так, метод не смог бы просуществовать 20 лет и достичь уже свыше 10 тысяч произведенных трансфузий посмертной крови; не пришлось бы составлять и эту книгу. Между тем отдельные главы ее дают исчерпывающие данные о стерильности трупной крови, ее отличной жизнеспособности, полнейшем отсутствии каких-либо токсических или других вредных примесей, о нормальных функциях газообмена и, наконец, о великолепных терапевтических качествах перелитой трупной крови при самых разнообразных клинических показаниях. Но как бы убедительны ни казались все эти данные, они не могут сразу изменить психологической стороны вопроса, а именно происхождения самой посмертной крови, то есть способа и обстоятельств ее получения.