Разговоры

   Домовой. Ну, хорошо, хорошо, оставим это препирательство: даже ящерицы и мошки — и те думают, что мир создан исключительно для них, и попробуй разубедить их в этом! С своей стороны, я скажу только, что не родись я домовым, я пришел-бы в отчаянье.

   Гном. То-же самое было-бы со мной, не родись я гномом... Но, право, любопытно знать, что сказали-бы люди о своем яко-бы праве, по которому они, между прочим, запускали тысячи рук в наши владения и грабили наше имущество, говоря, что оно принадлежит им, и что природа спрятала его у нас только в шутку, желая испытать, найдут-ли они его и смогут-ли извлечь наружу.

   Домовой. Это еще неудивительно: они не только полагали, что все в мире назначено исключительно к их услугам, но считали, что это все не более как пустяки в сравнении с ними. Свои делишки они называли мировыми переворотами, свою историю — всемирной историей, хотя и могли-бы сообразить, что рядом с ними существует множество животных, которые однако не замечали, чтоб мир хоть раз перевернулся.

   Гном. Как, стало быть, комары и блохи также были созданы на пользу людям?

   Домовой. Конечно — для того, чтоб люди могли упражняться в терпении, как они сами говорили.

   Гном. Действительно, чем-бы они могли упражнять свое терпение, если-б не существовало блох!

   Домовой. Другое дело — свиньи. Это, по словам Хризиппа, — куски мяса, приготовленные природой для кухни людей и (чтоб не портились) немножко приправленные душою вместо соли {Sus vero quid habet praeter escam? eui pu idem ne putisceret aniinam ipsam, pro sale, datant dicit esse Chrysippus. Cicerone, de Nat. Deor. lib. 2, cap. 64.}.

   Гном. Ну, если-бы у Кризиппа в мозгу было немножко соли вместо души, он не сказал-бы такой глупости.

   Домовой. Как хочешь, но и душа все-таки — вещь приятная. Подумаешь, скольких видов животных никогда не видали и не знали их повелители люди, — или потому, что животные эти живут в таких местах, куда еще не заходила человеческая нога, или живут мгновенно, так что люди не успевали уследить их существования! О множестве других они ничего не знали до последнего времени. То-же самое можно сказать и о растениях. Но за то, когда они с помощью своих инструментов открывали какую-нибудь звезду или планету, то сейчас-же записывали ее в приход, воображая, что звезды и планеты, так сказать — фонари, повешенные там, наверху, чтобы светить им во время ночных занятий!..

   Гном. Так что, замечая ночью падающие звездочки, они наверное думали, что это какой-нибудь дух ходит около фонарей и заботится о том, как-бы не нагорели светильни...

   Домовой. Однако теперь, хотя люди исчезли, земля не чувствует никакого недостатка, реки текут по прежнему, а море и не думает высыхать, хотя и не служит более для мореплавания.

   Гном. Звезды и планеты не перестают зажигаться и погасать...

   Домовой. И солнце не покрывается ржавчиной, как это было, по словам Виргилия, после смерти Цезаря, хотя, я думаю, оно страдало в то время не больше статуи Помпея.

V. Маламбрун и Фарфарель.

   Маламбрун. Духи преисподней: Фарфарель, Чириатто, Баконеро, Астарот, Аликин и прочая, и прочая! Заклинаю вас именем Вельзевула и приказываю вам силою моего искусства, которое может сорвать луну с петель и пригвоздить солнце посреди неба: пусть явится ко мне один из вас по приказанию вашего владыки и с его полномочием употребит все силы ада к моим услугам!

   Фарфарель. Я здесь.

   Маламбрун. Кто ты?

   Фарфарель. Фарфарель, к твоим услугам.

   Маламбрун. Получил полномочие от Вельзевула?

   Фарфарель. Получил и могу исполнить для тебя все, что мог-бы он сам, и более нежели могут все другие дьяволы вместе.

   Маламбрун. Хорошо. Ты должен исполнить одно мое желание.

   Фарфарель. Готов. Чего желаешь? Родовитости, какой не могут похвастаться даже Атриды?

   Маламбрун. Нет.

   Фарфарель. Богатств, каких не найдется и в Маноа {Баснословный город, иначе называемый Эльдорадо, который, по мнению испанцев, находится в южной Америке, между реками Ориноко и Амазонкой.}, когда этот город будет открыт?

   Маламбрун. Нет.

   Фарфарель. Нужна тебе империя громадная, как та, о которой, говорят, однажды ночью снилось Карлу V?

   Маламбрун. Нет.

   Фарфарель. Или женщина, которая была-бы неприступнее Пенелопы?

   Маламбрун. Нет. Разве для всего этого необходим дьявол?

   Фарфарель. Может быть, тебе, отъявленному негодяю, нужны уважение, доброе имя?

   Маламбрун. Ты-бы мне скорее понадобился, если-бы я искал противоположного!

   Фарфарель. Наконец, чего-же ты хочешь?

   Маламбрун. Сделай меня счастливым на одну минуту времени.

   Фарфарель. Не могу.

   Маламбрун. Как не можешь?

   Фарфарель. Клянусь честью — не могу.

   Маламбрун. Честью доброго дьявола?

   Фарфарель. Именно. Считай, что есть добрые дьяволы, как и добрые люди.