— Засыпай.
— Я не могу, — жалобно хнычет она. Страдание в ее голосе разрывает меня изнутри на части.
— Тебе все еще нужно кончить, детка?
— Да, — говорит она, как будто ее убивает это признание.
Я не должен был. Но я не могу перестать прикасаться к ней. Я не могу оторвать свое лицо от ее волос, от ее шеи. Я пытаюсь выжечь ее запах в своем носу, потому что это в последний раз.
— Откинься назад.
Моя рука скользит вниз по ее обнаженному животу, бедрам, она так и не удосужилась снова надеть нижнее белье после того, как я вышвырнул ее из своей кровати. — Откройся.
— Нет, — шепчет она, еще крепче сжимая ноги.
Моя большая рука прекрасно втискивается ей между ног. Я приоткрываю ее достаточно, чтобы просунуть средний палец в нее.
Тихий стон вырывается из нее, и она двигается, впуская меня внутрь.
Это не заняло много времени, пока она кончила, задыхаясь и дрожа.
— А теперь засыпай, детка. Завтра долгий день.
Она сладко вздыхает и обмякает в моих объятиях. — Спасибо.
Мои губы снова находят ее щеку, и, по крайней мере, в этот раз слез больше нет.
Афина
Я переворачиваюсь, ожидая столкнуться с теплой стеной мышц, и почти падаю с кровати.
Я одна.
Мне это приснилось?
Моргая, я открываю глаза и осматриваю номер мотеля.
Если бы не мое пропавшее нижнее белье и жуткое похмелье, я бы поверила, что прошлая ночь была просто сном.
Или кошмарным сном.
Впервые Ромео был таким подлым. Чертовски злым. Он ушел. А когда вернулся, был таким милым и нежным.
А теперь я просыпаюсь в одиночестве.
На прикроватной тумбочке стоит бутылка воды. Я открываю ее и делаю медленные глотки, перебирая события прошлой ночи.
— Ромео? — кричу я, мой голос срывается. Он выполнил свою угрозу и бросил меня?
К черту. Я хватаю свою сумку и направляюсь в ванную, чтобы одеться. Я думала, что у нас есть еще три часа в дороге, потом я смогу уйти от него и подумать.
Я даже не подумала о том, что, черт возьми, я скажу своим родителям. Я знаю, что они злятся на меня за то, что я ушла. Они оставили мне много несчастных голосовых сообщений в первую неделю, когда я была в Лос-Анджелесе. Как трусиха, я ежедневно сообщала им по электронной почте о том, как у меня дела, вместо того, чтобы перезванивать им.
Трусиха. Что ж, по крайней мере, я это признаю.
Звук захлопывающейся двери номера выгоняет меня из ванной. Ромео едва смотрит в мою сторону, но указывает на стол, где он разложил кофе и, возможно, рогалик.
— Ешь.
Я не знаю, что сказать, так что хоть раз в жизни я держу свой чертов рот на замке.
Он едва дает мне достаточно времени, чтобы проглотить рогалик и сделать несколько глотков кофе.
— Поехали. Я не хочу делать никаких остановок без крайней необходимости.
— Даже в туалет? – поддразниваю я.
Ничего.
Я использую еще один шанс. — Мы можем сначала поговорить?
— Нет.
Он поворачивается и уходит. Я спешу в ванную, видимо, в последний раз, хватаю свои вещи и встречаюсь с ним снаружи.
С утренним солнцем, освещающим нас, на этот раз поездка не такая ужасная. Я действительно наслаждаюсь ветром, развевающим мой конский хвост позади меня, и ощущением Рида под моими пальцами.
Слишком скоро он сворачивает на улицу моих родителей. Какого черта?
— Ромео, что ты делаешь? — Кричу я, когда он потрудился остановить байк на подъездной дорожке к дому моих родителей.
— Привез тебя домой, как и обещал.
Почему я решила, что он возьмет меня с собой домой? – Но...
Моя машина уже стоит на подъездной дорожке. Я могу только представить, что должны думать мои родители. Что сказали им проспекты, которые ее привезли? Скорее всего, ничего.
— Слезай, Афина.
Медленно я перекидываю ногу через байк, балансируя на его плече.
— Мы вообще не будем разговаривать?
— Здесь не о чем говорить.
— Даже после вчерашнего вечера?
Его челюсти крепко сжимаются, прежде чем он отвечает. — Это была ошибка.
Он дает мне около двух секунд, чтобы отстегнуть сумку, прежде чем уехать, оставив меня на подъездной дорожке перед домом моих родителей.
Все, что я могу сделать, это смотреть, как он уезжает.
Глава 17
— Ты гребаный придурок.
Это невежливо.
Какого хрена?
У меня раскалывается голова. Пошел прямо в клуб, проигнорировал каждую сучку в поле зрения и продолжил вонючую пьянку.
Что-то врезается в подножие того, на чем я сплю, заставляя меня болезненно проснуться.
Сердитое лицо Данте смотрит на меня сверху вниз.
— Какого хрена, бро? — мои слова выходят глухими и невнятными.
— Ты просто бросил Афину у ее дома, не убедившись, что с ней все в порядке?
— Она не моя проблема. — Я переворачиваюсь без позывов рвоты и считаю это победой.
— Как будто, черт возьми, это не так. — Он снова пинает диван.
— Прекрати это, ублюдок.
— Ее родители выгнали ее и забрали ее машину.
Я отказываюсь дать ему понять, как сильно это меня беспокоит. — Ну и что? — Я бормочу что-то в диванные подушки. Они пахнут задницей, и это заставляет меня передумать прижиматься к ним лицом.
— Итак, теперь она живет в моем гребаном доме.
Положив обе руки на голову, чтобы она не взорвалась, я сажусь и смотрю на него. — Почему это моя проблема?