Раздолбаи. (Работа по специальности)

…Василий шёл и думал о Ромке. Что ж у него там, интересно, вышло с Ликой? «Этого нельзя, того нельзя…» Что может женщина запретить мужчине?.. Пить, допустим… Но ведь Ромка почти не пьёт. Что ещё? Гулять… В смысле – по бабам… Тоже не слишком правдоподобно. Кроме Лики, все остальные для Ромки вроде староваты… Василий с неохотой вспомнил свою собственную семейную жизнь и заполошный вопль жены: «Иди ищи себе образованную!..» Нет, кажется, это из другой оперы… У Лики и у самой образование. Чего, кстати, нельзя сказать о Ромке…

А что если, в самом деле, взять и потолковать обо всём об этом с Ликой? Как ни крути, а Ромку-то ведь спасать надо… Пропадает парень на глазах… Как-нибудь повлиять с двух сторон – может, и выправится…

Всё более утверждаясь в этой благой мысли, Василий свернул в нужный проулок и уже у самого скока опять столкнулся с печальным Никитой Кляповым.

– Ну что? Видел Креста?

– Видел…

– Сказал?

– Нет…

– Почему?

Никита устало прикрыл глаза (раньше он в таких случаях снимал очки).

– Странно… – молвил он с жалкой улыбкой. – Дома я мечтал, что у нас в стране объявят когда-нибудь свободу слова… Мне как-то в голову не приходило, что свобода эта приходит не извне, а скорее изнутри…

Василий поймал себя на том, что мелко потряс головой.

– Ты о чём?

Никита медленно поднял веки.

– Понимаете, даже если отменить внешние, административные запреты (как это сделано здесь), всё равно остаются запреты внутренние… Застенчивость, нерешительность. Да элементарная вежливость наконец!..

Василий продолжал оторопело глядеть на Никиту Кляпова.

– Так ты… чего хочешь-то?

– Боюсь, что уже ничего, – удручённо ответил тот. – Просто с некоторых пор я заподозрил, что дело и раньше заключалось не в общественном устройстве, а во мне самом…

Телескоп издал жалобный щебет. Он тоже ничего не понял. Никита Кляпов вздохнул и, с ласковой рассеянностью взглянув на зверька, двинулся дальше. Василий ошалело посмотрел ему вслед, выругался изумлённо и ступил в скок.

Уютный колышущийся сумрак родного жилья ласково обнял зверька и его хозяина.

– Гость! – пронзительно чирикнул Телескоп.

Василий обернулся – и замер. В глыбе-качалке, овеваемая лёгкими цветными волнами, сидела Лика.

***

– Вы уж простите, Василий, что ворвалась к вам без спросу, – взволнованно заговорила она, вставая. Серые глаза её были тревожны. – Но ждать возле вашего скока я тоже не могла. Сразу поползли бы сплетни… В общем, сами понимаете…

– Что-нибудь случилось?

– Н-нет… Пока ещё нет…

Василий расслабился.

– Ага… – озадаченно молвил он, берясь за подбородок тем же задумчивым жестом, каким раньше брался за козырёк. – Да вы садитесь, Лика, садитесь… – спохватился он вдруг. – Будьте, как дома.

При этих словах он как бы невзначай окинул взглядом своё жилье и в общем остался им вполне доволен. Сегодняшним утром к глыбе-качалке добавился ещё и столик – плоский сверху и снизу камушек полуметровой высоты, выторгованный за семь сереньких тюбиков у прижимистой Клавки. Стена тоже выглядела внушительно. Инструмент (четыре предмета) покоился на хромированных крюках, выломанных в самом центре светоносной рощицы, куда ещё не всякий сунется. Тускло лоснились тяжёлые чугунные складки фартука.

Солидно, солидно…

– Телескоп, – барственно распорядился Василий. – Света добавь…

И, пока тот бежал вприпрыжку к стене за своей железячкой, а потом обратно – к рощице стеклистых труб, Василий подошёл к молочно-белому причудливому столику-глыбе и сел напротив гостьи – на кабель. Вскрикнул перерубленный белый световод, зато три-четыре ему подобных вспыхнули поярче, сразу прояснив подвижный цветной полумрак.

– Дьец? – вопросительно чирикнул Телескоп, готовый к дальнейшим действиям.

Василий закашлялся. «Хвост тебе надрать!» – смущённо подумал он.

– Нет, одного хватит, – сказал он, искренне надеясь, что это Телескопово словцо Лика слышит впервые. – Ломограф свой повесь на место, а сам давай поухаживай за гостьей. Графинчик – в баре, колпачки и закуска – тоже…

Лика ошеломлённо следила за тем, как польщённый высоким доверием Телескоп скачет к простынке, за которой, надо полагать, скрывалась ниша, именуемая баром. Вот он появился оттуда с подносиком, на котором, действительно, стояло что-то вроде графина, наполненное на две трети рубиновой жидкостью, пара колпачков и несколько капсул – лимонных и пурпурных. Осторожно переставляя кривые опушённые серебристым мехом ножки с розовыми пролысинками на коленях, лупоглазый мажордом опустил подносик на стол и отпрыгнул, гордый собою.

– Зать! – немедленно потребовал он.

– Конечно, – сказал Василий. – Заслужил. Держи…

Лика перевела широко распахнутые глаза с пушистого слуги на осанистого хозяина. Зрачки её дышали.

– Так вот вы их зачем… – с огромным уважением выговорила она. – А наши-то, дураки, смеялись… – Лика тряхнула волосами. – И какое, главное, облегчение в хозяйстве…

– Да я над этим поначалу даже и не думал, – признался Василий. – Просто, гляжу, симпатичные зверушки…

И он протянул мощную свою пятерню к графинчику.

– Боже, какая прелесть! – сказала Лика, глядя теперь на прозрачный сосудец. – Как вы это сделали?