Разбойник и Мишка

санинструктор старшина Вилков и строго предупредил:

— Товарищ ефрейтор, чего голову выставляете? Подсекут снайперы.

— Местность изучаю, товарищ старшина, путь эвакуации и систему огня

противника.

— Ишь ты, систему огня... — усмехнулся старшина. — Всё равно днём

никуда не сунешься. Как трахнет снарядом или миной, так всю твою собачью

систему в пух и прах разнесёт.

Старшина Вилков был опытным санинструктором, но собачьей упряжкой

пренебрегал. Он даже командиру роты сказал:

«И зачем только нам собак прислали? Псиной воняет, а как залают —

демаскировать будут. Без них обходились...»

А командир роты капитан Тихомиров уклончиво ответил:

«Пусть их. Может, пригодятся».

Часов в двенадцать дня к санитару-вожаку подбежал посыльный и тихо,

но тревожно сказал:

— Ефрейтор Ткачук, к старшине в землянку. Живо!

Пригибаясь, Ткачук побежал по траншее. В землянке на носилках лежал

капитан Тихомиров. Гимнастёрка в крови, грудь забинтована. Лицо бледное,

нос заострился. Дышал тяжело, с хрипами. Глаза закрыты.

Заместитель командира роты старший лейтенант Костерин сказал Ткачуку:

— Товарищ ефрейтор, капитан ранен тяжело — в грудь. Дотемна ждать

нельзя. Нужна срочная операция. Может, вывезете его на своей самоходке до

санвзвода?

— Попробую, — ответил Ткачук и подумал: «Всё как на ладони видно.

Трудно будет проскочить...»

Старший лейтенант угадал сомнения ефрейтора:

— Не бойтесь. Вас прикроют огнём наши пулемётчики и батареи. Я

договорился с комбатом по телефону.

В это время огонь противника стал затихать. Наступали обеденные часы.

«Это хорошо, — подумал Ткачук, — вот я, может, и проскочу, пока они

обедают...»

Старшина Вилков взглянул на собак с досадой:

— Эх, пеструшки... Демаскировать будут.

— Не беспокойтесь, товарищ старшина, я их замаскирую, — сказал

Ткачук.

Сзади к раме тележки был привьючен мешок, сапёрная лопата, топор и

брезентовое ведро. Ткачук достал из мешка маскхалатики и одел в них собак.

Все собаки стали серо-буро-зелёными, под цвет местности. И на себя Ткачук

накинул халат такого же цвета.

Старшина Вилков остался доволен:

— Вот это, я понимаю, порядок.

Старшина заметил на ефрейторе две сумки: санитарная висела на правом

плече — так положено, а вот на левом висела какая-то другая сумка. Что за

новость? Старшина не мог стерпеть такого непорядка:

— Товарищ ефрейтор, что это? Лишний груз. Снимите.

— Нельзя снимать, товарищ старшина, тут у меня инструменты и запасы:

ножик, шило, дратва и ремни. А ну как что-нибудь в пути приключится?

— Ну ладно. Давайте скорей.

Командира роты положили на тележку головой вперёд и, покрыв одеялом,

привязали к раме — как бы в пути не выпал. Везти придётся без дорог.

Старшина Вилков выглянул из траншеи и, показывая рукой, сказал

санитару:

— Держись во-он тех ориентиров... Смотри, кустик, снопы, канавка. Они

бинтами обозначены. На полпути в воронке санитар сидит. В случае чего,

поможет. Ну, давай.

Ткачук вылез из траншеи. В маскхалате ползти было трудно. Да и сумки

мешали. А тут ещё противогаз и автомат. Всё это тянет, давит и мешает

ползти быстрее. Отполз от окопа метров пятьдесят. Спокойно. Противник,

видимо, не замечает его.

Ткачук обернулся и свистнул. Солдаты подняли на руках тележку с

раненым и поставили её около траншеи. Собаки выпрыгнули из траншеи и

побежали к хозяину. В это время раздался сильный треск пулемётов. Это

открыли стрельбу наши пулемётчики, чтобы на себя отвлечь внимание

противника.

Когда упряжка собак достигла своего вожатого, Ткачук, не поднимаясь с

земли, взмахнул рукой и приглушённо крикнул: «Вперёд!» Собаки полной рысью

промчались мимо хозяина. Ткачук вскочил и, пригибаясь, побежал вслед за

упряжкой. Вероятно, немецкий наблюдатель заметил Ткачука и его упряжку.

Вон справа упала мина и крякнула взрывом. Вслед за ней слева разорвалась

вторая. «В вилку берут», — подумал Ткачук.

Ткачук заметил впереди серую кучу. На ней белеется обрывок бинта —

ориентир. Там же рядом, кажется, ровик. Ткачук догнал упряжку и, упав в

ровик, крикнул: «Ложись!» Собаки легли и уткнули головы в землю. Все они,

кроме Разливая, дрожали, а Бобик нервно, с визгом залаял. «Тихо!» —

приказал Ткачук, и Бобик умолк.

Ткачук тяжело дышал. Сердце колотилось сильно, и его удары отдавались

в висках.

Серая куча оказалась прошлогодними снопами. Ткачук пополз к ним,

подав команду своей упряжке: «Ползи... ползи...» Собаки поползли вслед за

хозяином и медленно потянули за собой тележку. Около снопов прижались к

хозяину. Снопы побурели и пахли плесенью. «Не успели убрать...» — с

горечью подумал Ткачук.

Раненый капитан глухо стонал, но в сознание не приходил. «Здесь мы

хорошо скрылись, — думал Ткачук, — но долго нельзя задерживаться на месте.

Противник пристреляет и эту точку...»

Немецкий наблюдатель, видимо, потерял из виду человека с собачьей

упряжкой. Снаряды стали рваться далеко впереди. Наша батарея открыла

огонь, и немецкие позиции закурились дымом. Удобный момент. Теперь надо