Разбитые звезды

Ноги скользят и разъезжаются в грязи, от его хватки запястье едва не ломается, но он его не отпускает. Он бежит к какому-то темному размытому пятну у реки, и, подбегая к нему все ближе, я понимаю, что это деревья. Мне совершенно все равно, что мы снова возвращаемся в лес, ведь деревья – древесина; древесина – огонь; огонь – тепло, а я уже забыла, что это такое.

Я хочу что-нибудь сказать, но не успеваю открыть рот: нас настигает рев дождя, и небо обрушивается на наши головы.

Тарвер изрыгает такие проклятия, каких я никогда еще от него не слышала. Внезапно мое запястье выскальзывает из его руки, и я падаю на землю.

Мне не больно, но я удивлена: оказывается, я совсем не чувствую ног и не заметила, что они не работают.

Тарвер сгребает меня в охапку и последние несколько метров до деревьев несет на руках. Там он бесцеремонно бросает меня на землю.

– Сидите здесь! – кричит он, приблизившись ко мне, но я отталкиваю его, потому что он заливает меня водой.

Шум дождя, низвергающегося на деревья, такой же оглушительный, как и рев грозы снаружи. Ветви раскидистые, и вода на нас почти не попадает.

Бросив на землю свой мешок, Тарвер в нем копается, достает комбинезон и сует мне.

– Наденьте, – говорит он приказным тоном и снимает с меня свою куртку. Потом он куда-то уходит, достав из кобуры пистолет.

Комбинезон, который он небрежно бросил мне на колени, так и лежит на мне нетронутым и укрывает сложенные на груди руки. Мне слишком холодно, я не могу снять насквозь промокшее платье. Я прислоняюсь к стволу и жду, когда вернется Тарвер.

Слух каким-то образом улавливает сквозь шум дождя нарастающий шепот. Голоса больше не плачут, но я по-прежнему не могу разобрать слов. Я вытягиваю перед собой дрожащую бледную руку. Она холодная и вся в грязи.

Не знаю, сколько я просидела так в оцепенении, но, очнувшись, понимаю, что Тарвер мягко похлопывает меня по щекам.

– Я хочу попробовать разжечь костер, – говорит он, и до меня доходит, что он больше не кричит. И дождь, кажется, немного поутих. – Снимайте платье.

– Зачем, майор… – шепчу я. – Ни за что.

– Боже, дай мне сил! – говорит он, закатывая глаза, и я понимаю, что он рассмеялся бы, не будь он таким замерзшим. – Просто снимите, и все. И не спорьте со мной. Обещаю не смотреть. Оботритесь одеялом и наденьте комбинезон.

Он бросает мне одеяло, и, поднявшись на ноги, я прислоняюсь к дереву. Голоса умолкли, но меня все равно бьет дрожь. Целых пять минут я пытаюсь развязать шнуровку, но потом понимаю, что не снимала платье пять дней и оно насквозь промокло, а руки у меня так озябли, что я с трудом берусь пальцами за тесемки.

– Тарвер, – тихо говорю я, – помогите мне.

Должно быть, во мне осталась искорка тепла, потому что я чувствую, как щеки вспыхивают румянцем, когда он в замешательстве поворачивается ко мне. Потом я вижу понимание в его глазах: его взгляд падает на мои руки, неуклюже теребящие завязки.

Бормоча что-то на непонятном мне языке, он подходит и советует засунуть ладони под мышки, чтобы согреть руки, а сам пытается развязать шнуровку. В конце концов он достает нож и разрезает тесемки. Я смотрю в сторону и стараюсь думать о чем-нибудь другом. Все равно от платья уже ничего не осталось. Оно – очередная жертва во имя выживания.

Тот нежный лиловый цветочек, что он дал мне на равнине, был спрятан у меня в корсаже. Снимая платье, я замечаю прилипший к коже расплющенный и увядший цветок. Его тоже приходится бросить в грязь.

Я горюю о крохотном цветке сильнее, чем о платье. Говорит ли это о том, что я изменилась?

Тарвер поворачивается ко мне спиной и ищет что-нибудь не промокшее до нитки, а я сбрасываю платье.

Оставив его лежать на земле, я беру одеяло и закутываюсь в него, задохнувшись от холода. Я падаю на колени и съеживаюсь, чтобы одеяло укрыло меня целиком.

Сквозь сомкнутые веки вижу крохотную огненную вспышку и быстро открываю глаза: Тарвер бережно поддерживает едва разгоревшийся костерок, и у него от усердия дрожат руки.

Дождь такой сильный, что вода все равно заливается в наше убежище, хотя листья у деревьев широкие и плотные. Я не могу сдержать вздох облегчения оттого, что Тарвер сумел найти сухую древесину и разжег костер. Он вскидывает голову, услышав звук, но тут же опускает взгляд, увидев меня в одеяле, и отворачивается.

Должно быть, я укрыта не целиком. И, судя по всему, согреваюсь, поскольку меня беспокоит взгляд Тарвера, и я закутываюсь в одеяло поплотнее.

– Наденьте комбинезон, мисс Лару. Вы будете самой стильной, обещаю. А потом дайте мне одеяло, чтобы и я вытерся.

Именно эти слова убеждают меня снять одеяло. С Тарвера течет вода, и он отходит от костра, чтобы не залить его. Полностью мы не обсохнем, но уж лучше быть влажными, чем насквозь промокшими. Я поднимаюсь на ноги и сбрасываю одеяло, потом залезаю в комбинезон и застегиваю его. Он мужской и поэтому мне велик: я оставляю рукава свободно болтаться, а руки прижимаю к груди. Ткань очень грубая, и мне придется обмотаться остатками платья, иначе натру кожу. Но пока что в нем более или менее сухо – мне этого достаточно.