– Нет! – повысил голос и Валерий. – Знаешь же, что нет! Я же не твой папочка, какой отмывает бабло самой мерзкой мафии, самой грандиозной язвы нашей страны, самой бездонной черной дырищи – коррупции в армии! Твой дед, Федор Федорович, ярый коммунист, ворочается небось, как танковая гусеница, в гробу! Знал – шашкой зарубил бы зятя!
– Так! Предпоследняя стадия! – мой отец! Давай, сразу переходи к последней! Какая же я – с, б и ш! И что мне с неба всегда всё падало! И что встреча со мной уничтожила тебя, великого Бил Гейтца! В Америке он работать и жить собрался! Так что же нет?! Что мешает?! Железный занавес давно рухнул – если ты не знал! Где твои гуглы в гараже? Где фейсбуки в кампусе? В тридцать три года Христос уж Богом стал! А ты, что? Всё мой папа тебе жить не дает?!
– Мама! – вдруг раздался отчаянный крик – в сенях стояла «Вика-не-Вика». – Хватит, мама! Хватит кричать на папу! Я же миллион долларов тебе дала! Купи ты, наконец, себе шубу! Купи себе тысячу шуб! Тысячу шуб! Тысячу!
И, плача навскрик, девушка убежала назад в избу.
– Ввалера… – тихо проговорила Анастасия. – Ты тоже это слышал?
– Дааа, – ошалевшим голосом ответил тот.
– Валер, я час сойду с ума, – прижала руки к голове Анастасия. – Вот прям щас – возьму и сойду… Какая еще шуба, а?
– Так! Ты, тряпка, внучка армейского полковника, с ума мне тут не сходи! – строго сказал Валерий и добавил: – А то и я тоже – следом за тобой, похоже, тоже… сойду…
– Эй, есть кто? – донесся незнакомый мужской голос. – В этой деревне, вообще, кто-то есть живой?
– Пока еще есть! – пошел через сени Валерий к переднему двору, и Анастасия последовала за ним.
Они увидели перед калиткой дома желтое такси и невысокого, худого мужчину лет так сорока пяти, лысоватого, приятного на лицо, одетого весьма изыскано: белые брюки, яркая тенниска, белые летние ботинки со вставками цвета молочного шоколада, – казалось, этот мужчина собрался на гольф, да перепутал Майами с Камышовкой. Гость держал в руке черный саквояж, как у викторианских докторов.
– Анастасия Борисовна? – спросил он и, когда она кивнула, представился: – Аристарх Назарий – не потомственный колдун, не целитель и не знахарь. Ведающий человек, экстрасенс, если желаете, но мне больше нравится – «христианский маг».
*
Валерий, Анастасия и Аристарх Назарий прошли в дом. В спаленке надрывно ревела «Вика-не-Вика».
– Ну, что у вас случилось? – спросил экстрасенс. – Ребенок постоянно плачет?
– Нет… – озадаченно проговорила Анастасия. – Валера, может, ты ее успокоишь? А то голова раскалывается. Я тут пока разберусь с… Простите, пожалуйста, я, вообще, не уверена, что мне нужен экстрасенс… Я просто не верю… А может, зря… Что вы можете?
– Мои силы – Божий дар, взращенный на ночных молитвах и тайных знаниях одного из самых закрытых орденов британских алхимиков, Ордена Золотой Зари. Ныне я достиг шестой ступени, и умею брать шесть имен архангелов из семи, перечисленных в Книге Еноха. Гавриил – ангел смерти, – это имя служит для общения с мертвыми. Сариил – страж ада, – это имя служит для снятия проклятий, Рагуил – подвергающий наказаниям мир, – это имя для торжества справедливости. Рафаил – целитель людских недугов, – это имя для лечения болезней. Уриил – просветитель, – это имя есть ключ к любым знаниям. Люцифер – пояснять не надо, – это архангел, пошедший против Бога. Его именем я пользуюсь в исключительных случаях, и деньги здесь отнюдь не главное!
– Люцифееер? – испуганно повторила за экстрасенсом Анастасия.
– Настя, без меня денег ему не давай и Сатану не зови! – приказал Валерий. – Пойду приведу, хм, нашу дочь…
Постучавшись, он несмело заглянул в спальню – девица была одета. Она лежала ничком на узкой кровати, обняв подушку и рыдая в нее. Пол пестрел от разбросанных игрушек, детских картинок, карандашных рисунков Вики, – будто прошелся тайфун – без сомнения, минуту назад «Вика-не-Вика» сорвала вещи со стен и швырнула их вниз. Валерий чувствовал себя неловко – всё казалось нелепым: и драматический акт, что он наблюдал, и декорации из бревенчатых стен, но современного реквизита, и актриса, которая плакала по-настоящему.
– Я… – закрыл он за собой дверь и приблизился к кровати. – Я не знаю, как к вам обращаться… Вы не плачьте, барышня, так… горько. Мы всё выясним, всё будет хорошо… Вы откуда здесь? Из поселка пришли или местная?
– Почему ты меня не узнаешь, папа? – услышал он на это.
Барышня приподнялась, посмотрела на него заплаканными серыми глазами.
– Я ждала, что ты меня узнаешь, обнимешь… заберешь меня от мамы!
– А… зачем тебя от мамы забирать? Ты же больше всех взрослых маму любишь.
– Люблю, но она меня уже не любит – и мне больно, мне так больно! Она разрывает мне сердце! Она разлюбила меня, она сошла с ума! Она убьет меня, если ты меня не заберешь от нее!
– Ааа… Вика, да? Ты моя Вика?
– Да!
– Но я не узнаю тебя, Вика… уж прости… Моя Вика – шестилетняя девочка, понимаешь? Даже еще не школьница – а тебе в институт пора. На последний курс…