Раубриттер (IV.II - Animo)

Может, Вольфрам намеревается продать кому-то доспех? Еще более нелепая затея. Даже если он перекрасит его и водрузит на лобовую броню какой-будь фантастический герб, цифровая сигнатура немедленно выдаст его истинное имя первому же встречному рыцарю. Это приведет Вольфрама Благочестивого в застенки Туринских палачей еще быстрее, чем если бы он сам заколотил кулаком в замковые ворота, признаваясь во всех грехах.

Значит…

Мысль эта начала вызревать в голове, но, успев пустить лишь пару ростков, оказалась безжалостно вырвана. Обнаружив, что Гримберт смотрит на «Убийцу», Вольфрам резко оторвался от разговора с Бальдульфом, которым был поглощен, и зло бросил:

— Паяц, ржавый ты бродяга, ты, кажется, ни в грош не ставишь свои обязанности дуэньи! Отправь-ка мессира рыцаря обратно в его покои! Негоже ему столько времени крутиться среди черни, а ну вдруг как блоха дикая его загрызет?.. Чего пялишься? Вниз его!

* * *

«Убийца»…

Даже оказавшись в привычной яме, смердящей как кладбище скота и промороженной до такой степени, что взгляд, казалось, примерзал к земляным стенам, Гримберт не смог задавить эту мысль. Наоборот, все больше распалялся.

«Убийца» цел. Может, даже и на ходу. Нелепо думать, будто эти никчемные свиньи справились с работой на уровне туринских кузнецов, но, быть может, они в самом деле сумели залатать некоторые повреждения. «Убийца» стар, но вынослив и живуч, если работает реактор и нет утечки в гидравлике, он прошагает еще сотни лиг, прежде чем выйдет из строя.

Это значит… это значит…

Ох, Господь Спаситель, яви милость, направь мою никчемную мысль по верному пути…

Достаточно всего лишь забраться внутрь. Пусть «Смиренные Гиены» одержали победу в предыдущий раз, это случилось только лишь потому, что они, как и подобает мошенникам, играли на своем крысином поле и по своим крысиным правилам. В этот раз он не даст им такого преимущества. Уйдет еще прежде, чем эти ублюдки успеют вылезти из шатров.

Артиллерия Бражника не изготовлена к бою и хранится на дальнем конце лагеря, укутанная тряпьем и незаряженная. Чтобы выкатить ее на прямую наводку, зарядить и навести уйдет по меньшей мере минут двадцать — прорва времени для проворного легкого «Убийцы».

Гримберт мерял шагами свои ледяные покои, не обращая внимания на царапающий щеки холод.

Выбраться из ямы — это во-первых. Снять каким-то образом, проклятый ошейник — во-вторых. Прокрасться мимо дежурящих у ямы сторожей, не зацепить сигнальные мины, добраться до шатра, где держат Аривальда и вытащить его наружу, миновать половину лагеря с ним на плечах, чтобы добраться до доспеха… Это сколько? В-четвертых? В-пятых? Ох, дьявол…

Да и потом будет не проще. Бронекапсула легкого доспеха рассчитана на одного, двоим там нипочем не поместиться. Значит, придется приладить Аривальда на броню, как тюк с вещами, прихватив на всякий случай ремнями. Опасно, скверно. Запросто может задеть пулей, не говоря уже о том, что тряска от быстрой ходьбы может причинить раненому немало проблем.

Придется рискнуть. Кулаки сжимались неохотно, с хрустом промороженных суставов, но Гримберт стиснул их так, что даже не ощутил боли.

Он уйдет, но сперва… Сперва он развернется и выпустит весь оставшийся боезапас по рутьерским шатрам. Потроша их, точно огненными хлыстами, выворачивая наизнанку вместе с их плотоядными обитателями, кромсая дымящиеся руины вдоль и поперек, до тех пор, пока те не превратятся в тлеющие клочки ткани, усеявшие лагерь вперемешку с горькой человеческой золой.

Он разнесет в щепки дремлющую «Безумную Гретту», эту опасную суку, вместе со всей ее обслугой и изувеченным пушкарем. Он хладнокровно расстреляет выскочивших на шум офицеров — Виконта, Олеандра, Блудницу, Бальдульфа. Но в Вольфрама Благочестивого он стрелять не станет. Нет, не станет. Не потому, что пожалеет медный грош за предназначенные ему пули. А потому, что не станет лишать себя удовольствия поднять многотонную лапу «Убийцы» — и раздавить предводителя разбойников, вмазав его в снег, превратив в лохматую рыхлую кляксу, что расцветет всеми алыми и серыми оттенками…

Мечты эти были столь упоительны, что скрывали, подобно пуховой перине, все острые углы и недостатки его плана. Он не мог выбраться без посторонней помощи из ямы. Он не мог снять позорный рабский ошейник со своей шеи. Он бессилен был проскочить незамеченным к шатру с Аривальдом и, даже если бы проскользнул, едва ли смог бы что-то противопоставить вооруженным рутьерам-часовым. Все это отступало на задний план, когда он представлял хлюпанье под бронированной лапой «Убийцы»…

* * *

Рассвет следующего дня не был похож на предыдущие. Гримберт, в совершенстве изучивший жизнь лагеря, сразу это заметил. Едва лишь утренняя группа разведчиков, чертыхаясь и переругиваясь по собственному обыкновению, вернулась в лагерь, как среди «Смиренных Гиен» поднялось непривычное оживление.