Раубриттер

Говорить с дурой дальше смысла нет. Волков взял лампу и думал

найти мажордома, его расспросить. Нога болит, ему бы лечь, а он

бегать по лестницам огромного замка должен. Зря Максимилиана с

Увальнем сразу в людскую спать отпустил, да кто ж знать мог. И вот

он шел один по темному замку, вокруг никого, кое-где лампы

горят, последний лакей что-то нес мимо. Прошел мимо, не

поклонился, подлец.

Шел кавалер по балкону, к большой зале, как услыхал где-то внизу

музыку. Звуки лютни совсем легкие были. Кто-то тронет струны

одним движением и все. И тут же женские голоса, что говорят

негромко. Смех, звякнул бокал об тарелку.

Он повернул не к покоям мажордома, а решил поглядеть, кто это

там, в бальной зале, ночью музицирует и пирует. Пошел вниз, неся

лампу. Шаг у него к вечеру тяжек стал, нога уже слушалась плохо.

Шел он медленно. Уже к лестнице, что ведет к бальной зале, выходил. И тут вдруг все стихло: и музыка, и голоса. А вот то, что он

услышал, так это были быстрые шаги, отдающиеся эхом. И дверь

скрипнула небольшая, что вела из залы в нижние этажи. Тихо

хлопнула, словно ее придерживали.

Пять шагов, и он вошел в залу, освещая ее полумрак лампой, и

увидал, что за большим столом, за которым пиры проходят, в

самом его начале свеча горит и две женщины сидят. Он сразу

понял, что это жена его и госпожа Ланге.

— Добрый вечер, госпожи мои, — сказал он, подходя к столу.

И одна, и другая, смотрели на него едва ли не с ужасом. Жена

силилась улыбнуться ему, а госпожа Ланге так окаменела лицом, будто приведение увидала.

— Добрый вечер, супруг мой, — отвечала Элеонора, голос потеряв.

— Отчего же вы не спите, на дворе ночь давно? — Поинтересовался

он, садясь к ним за стол без приглашения.

— Не спится. — Тихо ответила его жена

— Служанка сказала, что вы по нужде вдвоем пошли. Не хвораете ли

вы?

Сразу в глаза ему бросилось, что среди блюд с закусками и

сладостями стоит четыре бокала. Он поставил свою лампу и взял

один из бокалов, заглянул в него, понюхал — сладкое вино.

— Дура она, — пыталась улыбнуться Элеонора. — В покоях жара, окна

не открыть, комары летят. Не спалось мне, решила вина выпить.

А Волков, слушая ее, все чей-то бокал в руке крутит.

— И с кем вы пили?

— С братом, — сразу ответила Элеонора Августа, еще и так сразу, как

будто придумала ответ и ждала, когда спросят.

— Молодой граф с вами был? — Не очень-то верилось Волкову.

Вовсе не похож наследник титула на того, кто вот так запросто

будет по ночам сидеть с сестрой и пить вино.

— Нет, с младшим, с Дирком фон Гебенбургом.

Волков его, конечно, видел пару раз, то был мальчишка

семнадцати лет, беспечный и наглый, как и положено

избалованному младшему сыну графа.

Он встал и повернулся к госпоже Ланге, навис над ней, так что ей

пришлось запрокинуть голову, чтобы смотреть ему в глаза, а он

спросил:

— А тут четыре бокала, кто же еще был с вами?

А рыжая красавица свои зеленые глаза косит на Элеонору и не

отвечает ему, кажется, так ей страшно, что дышит она часто и

только носом. Волнуется.

— Господин мой, — Элеонора Августа встала и подошла к нему, взяла

под руку, — то был друг брата моего, что гостит у него сейчас.

— Друг брата? — Переспросил Волков, но на жену не смотрит, продолжает смотреть на госпожу Ланге.

— Муж мой, — волнуясь, говорила дочь графа, — поздно уже, не время

расспросов, пойдемте в покои, спать я желаю.

Он взглянул на нее и сказал:

— И то верно, пойдемте, — ответил он, беря лампу со стола.

А госпожа Ланге осталась сидеть за столом, как в оцепенении

каком-то, только когда Волков выходил уже из залы, он на нее

поворотился. И та смотрела ему вслед. И хоть и света было мало, но в лице ее он опять увидал страх.

Когда он лег, жена, разбудив служанку, разделась быстро и пришла

к нему. И пришла, сняв с себя все одежды. Первый раз пришла

совсем нагой. Легла рядом, чтобы касаться его и спросила:

— Супруг мой, желаете ли брать меня сегодня?

— Нет, — ответил он, — трое суток в седле, устал, и хворь донимает.

— Как досадно, — сказала жена.

А он ей не сказал более ничего.

Врал он, не донимала его уже хворь, усталость ушла, следа не

оставив. Просто ярость клокотала в нем. Такая ярость, что на

поединок выходи. Хоть за меч берись. Эта ярость не давала ему

уснуть еще долго, даже когда супруга его уже спала, он все думал и

думал о том, что жена ему врала, в каждом своем слове врала.

И что там, где звенели струны и лилось вино, вовсе не брат ее

сидел с ней за столом.

Всякий раз, когда его корпорации в виде добычи доставались

книги, сослуживцы несли их ему. Он, хоть и молод был, но уже

тогда понимал, что книги дорого стоят, только покупателя надо

подождать. Он, конечно, найдется, но не сразу. А у солдат времени

на ожидание нет, девки и вино ждать не могут.

Вот он и покупал у товарищей книги, иногда и за бесценок. Порой и

не хотел, но товарищи предлагали такую хорошую цену, что он

соглашался отдать последние гроши, но книгу забирал.

Тогда-то он и стал понемногу их читать. И даже одно время стал

увлекаться рыцарскими романами. Потом, правда, продал

собранную коллекцию книготорговцу, простому солдату не так уж и