— …отправятся вместе с нами. — Увидев выражение его лица, Рицпа подняла руку. — Сначала
— И мне надо будет охранять этих твоих… попутчиков, — сказал он, сверкая на нее глазами.
— Я этого не говорила. Мы просто будем все вместе.
— Лучше я отправлюсь один.
— Если так, то заявляю тебе перед Богом: мы с Халевом останемся здесь.
В глазах Атрета загорелся настоящий огонь.
— Атрет, ну неужели тебе так же наплевать на судьбы этих людей, как Риму наплевать на твою? Неужели ты допустишь, чтобы с ними поступили так же, как когда–то поступили с тобой? Им действительно необходимо бежать из Ефеса, — сказала она. — Если они останутся здесь, для них все кончится ареной.
Атрет стиснул зубы, но ничего не сказал.
— Рим все менее терпим к истине, — продолжала Рицпа. — Никто из правителей не понимает нашей веры. А большинство из них считает, что мы вообще проповедуем бунт против империи.
— Бунт? — удивившись и одновременно заинтересовавшись, переспросил Атрет.
— Рим считает богом своего императора, но существует только один истинный Бог, Христос Иисус, наш Господь, Который умер за нас и воскрес из мертвых. Сам Иисус призвал нас отдавать кесарево кесарю. Мы платим налоги. Мы повинуемся законам. Мы проявляем уважение и отдаем почести там, где это необходимо. Но все свои дела и всю свою жизнь мы посвящаем славе Господа. И поэтому сатана натравливает этих людей, чтобы уничтожить нас.
Из всего того, что сказала Рицпа, Атрет понял только одно.
— Бунт, — снова произнес он, как бы пробуя слово на вкус. — Значит, если эта вера распространится по всей империи, Рим может пасть на колени.
— Все не совсем так, как ты думаешь.
— Она может ослабить империю.
— Нет, но она может выхватить меч из ее рук.
Атрет тихо засмеялся, и его смех прозвучал довольно ехидно.
— Но, если отнять у Рима меч, Рим погибнет.
Рицпа никогда не видела в глазах Атрета такого огня, такого азарта.
— Не погибнет, Атрет. Он изменится.
— Мы отправляемся с ними, — сказал германец решительным тоном. — Я готов поддержать все, чего Рим боится.
Рицпа хотела что–то сказать, но тут раздался стук в дверь.
Атрет быстро подошел к двери.
— Кто там? — спросил он, прислушавшись.
— Галл, мой господин. Сила так и не нашел эту женщину.
— Она здесь, со мной.
Халев радостно замычал, достав ртом до кожаных ножен.
— Сила очень обрадуется, мой господин. А она принесла назад твоего сына?
Рицпа вся напряглась при этом вопросе.
— Атрет, не надо…
В этот момент Атрет открыл дверь и Галл увидел ее.
— Да, она принесла его. А теперь возвращайся на свой пост. Ты нам понадобишься позднее.
— Она вернется в город, мой господин?
— Я пойду вместе с ней. — Закрыв дверь, Атрет повернулся к Рицпе. Та слегка нахмурилась. — Что тебе не нравится?
Она покачала головой.
— Мне кажется, я становлюсь похожей на тебя. Такой же недоверчивой. Я бы никому в этом доме не рассказывала о том, что Халев со мной и что мы сегодня уходим. В особенности Галлу.
Атрет прищурил глаза.
— Я выкупил его из лудуса. Он обязан мне жизнью.
Рицпа закусила губу, но ничего не сказала. Она подозревала, что в доме полно шпионов. Она также знала, что Галл один из них. Однажды, стоя на балконе соседней комнаты, она видела, как он говорил с каким–то человеком через небольшое окошко в воротах. Спустя мгновение тот человек отошел и присоединился к другому, сидящему в тени терпентинного дерева. Они о чем–то кратко переговорили, и потом один из них направился в Ефес. Сам Атрет позднее сказал ей, что сидящие под этим деревом — люди Серта. Рицпе стало интересно, есть ли еще в доме шпионы, кроме Галла, которые наблюдают за тем, что Атрет говорит и делает, и сообщают Серту.
И теперь, глядя в холодное лицо Атрета, Рицпа пожалела о том, что высказала ему свои подозрения. Она испугалась того, что он может сделать с этими людьми.
— Мы можем уйти, никому не сообщая об этом, — сказала она. — Галл ведь не знает, куда именно мы идем.
Атрет прошел мимо нее. Пройдя через комнату, он подошел к балкону и выглянул на улицу.
В этот момент Халев заволновался, и Рицпа села на постель рядом с ним, чтобы успокоить его. Она игриво покусывала пальчики его ног, и смех ребенка заставил засмеяться и ее. Мальчик выпустил из рук кинжал в ножнах, а Рицпа, продолжая играть с малышом, одновременно убрала кинжал так, чтобы он не мог не только дотянуться до него, но и его видеть. Невозможно придумать более отвратительной игрушки для ребенка.
Атрет по–прежнему стоял возле балкона, что–то высматривал на улице и ничего не говорил. Рицпе не нравилась эта его холодная сосредоточенность. Зачем только она заговорила о своих подозрениях?