Атрет кричал что–то невразумительное. Рицпе снова стало тоскливо, и она с тяжелым сердцем стала думать, что же произошло там, внизу, что так вывело германца из себя. Приходила на ум только одна мысль — ничего хорошего.
Кто–то дважды постучал в дверь. Глубоко вздохнув, Рицпа прошла через комнату и отодвинула засов. На пороге стоял Сила.
— Атрет хочет говорить с тобой.
—
— Он сказал, чтобы ты оставила ребенка.
— На кого? На тебя?
Сила отступил на шаг назад.
— Он не сказал.
Рицпа взяла Халева. Обернув его в шаль и устроив у себя на руках, она пошла за Силой из своей большой комнаты по верхнему коридору. Дверь в комнату Атрета была открыта. Рицпа остановилась на пороге. Атрет повернулся к ней. Увидев ребенка у нее на руках, он выругался по–германски.
— Я же сказал, чтобы ты его оставила!
— Но его не на кого оставить, мой господин, — возразила Рицпа, не входя в комнату.
— Где кормилица?
— Хильда работает сейчас на кухне.
— Только не сегодня. Позови ee! — сказал Атрет, кивнув Силе. Стук кованых сандалий охранника эхом раздался по верхнему коридору. Атрет возбужденно прохаживался по комнате, что–то бормоча на своем языке. Белье с его постели было разбросано по полу. Он в сердцах пнул его.
Появилась запыхавшаяся Хильда. Рицпа развязала шаль и отдала Халева ей в руки.
— Он уснет, если ты уложишь его в кроватку, — сказала Рицпа и мягко коснулась ладонью руки женщины. — Не оставляй его одного.
— Хорошо, моя госпожа. — Кормилица перевела беспокойный взгляд на Атрета и ушла. Сила отступил на шаг назад, чтобы дать ей дорогу.
— Смотри всюду в оба, — рыкнул но него Атрет. — Я хочу поговорить с
Рицпа сделала, как он просил, чувствуя сильное волнение. Состояние Атрета могло означать только одно:
— Серт знает о Халеве, так?
— Нет, но Серт знает о том, кто ты. — Атрет мрачно усмехнулся. — Он, наверное, знает о тебе больше, чем я!
Рицпа облегченно вздохнула.
— И что тут особенного? Почему такая обыкновенная женщина, как я, стала интересна такому человеку, как Серт?
— С твоей помощью он хочет заставить меня снова сражаться. — Атрет уже не скрывал своего раздражения по поводу того, что Рицпа ничего не может понять. Он скривил губы в циничной улыбке. — Он думает, что ты моя любовница.
Щеки Рицпы покраснели.
— Надеюсь, ты разъяснил ему, что это не так, мой господин.
— Я сказал ему, что твой язык подобен жалу скорпиона, и это действительно так. Я сказал ему, что устал от тебя, и это действительно так. В ответ он оказал мне большую милость, предложив, чтобы я продал тебя ему. Я обещал подумать.
Рицпа побледнела.
—
— Я знал, что ты послана мне как проклятие, с того самого момента, как увидел тебя! — слова Атрета были подобны ударам молота.
— Ты не можешь продать то, что тебе не принадлежит! — сказала Рицпа, с трудом сдерживая дрожь. Он что, совсем из ума выжил?
— Ты
— О моей вере ты знал еще до того, как я пришла сюда.
— О том, что ты здесь, может узнать человек, который запросто может снова лишить меня свободы.
Рицпа закрыла глаза. Потом, тяжело вздохнув, с тревогой посмотрела на германца. Мысль о том, чтобы уйти отсюда, даже не приходила ей в голову, потому что без Халева она не представляла себе жизни.
— Мне бы хотелось вышвырнуть тебя вон.
Закусив губу, Рицпа сцепила руки перед собой.
— Но если бы я действительно сделал это, люди Серта об этом бы тут же узнали. И сообщили бы Серту о том, что ребенок остался со мной. Он бы захотел узнать, почему, и очень быстро ему бы все стало ясно.
— О Господи Боже, защити нас, — зашептала Рицпа, быстро осознав, каким образом совершенно невинный малыш может стать орудием в руках такого бездушного человека, как Серт.
Атрет снова изрек проклятие.
— И вот теперь,
Рицпа вздрогнула, но осталась стоять на месте.
— Ты говорил, что хочешь вернуться в Германию.
Атрет повернулся к ней и посмотрел ей в глаза.
— Я бы уже давно сделал это, если бы не два обстоятельства!
— Твой сын, — сказала Рицпа, прекрасно понимая эту причину. Халеву было всего четыре месяца, и путешествие для него было бы трудным и опасным. — А вторая причина?