С утра он бодро отчитался перед начальником оперативного отдела. Предоставил ему подготовленные документы – аккуратно исполненные, грамотные, содержательные, за что его и ценили. Служба его состояла в основном из этой вот бумажной рутины, которая безостановочно крутила его день ото дня. Но случались и неожиданности. Вот как сейчас.
Перед обеденным перерывом его снова вызвал начальник оперотдела. В кабинете присутствовало двое плечистых чистеньких и отутюженных военных с двумя шпалами в петлицах. Весь их вид подчеркивал незыблемость воинского устава и строгость в правилах ношения формы одежды. У одного лицо было каменное, с выступающей челюстью, второй был гладок, приветлив, с готовностью сеял всем вокруг свои улыбки, как граната осколки.
– Товарищи из Наркомвоенмора, – представил гостей начальник оперотдела. – В Снегирево на полковые учения отбывают. Ты сопровождаешь. Возражения, самоотводы?
– Никак нет, – ответил бодро Продан. Какие могут быть самоотводы у такого добросовестного службиста, как он?
– Через час выезд, – подытожил начальник отдела.
– Мы будем у главного входа, – пояснил улыбчивый.
Гости отчалили по своим делам. А начальник велел:
– Обеспечь там теплый прием. Сам понимаешь: горилочка, стол хороший, пострелять из пулемета – они это любят. Чтоб перед Москвой не краснеть.
– То есть я как прислуга при них, – кивнул Продан.
– Скорее как мажордом, – усмехнулся начальник. – А что делать? Комиссия!
Это была не первая комиссия из Наркомата по военным и морским делам СССР, которую пережил Продан. Он славился умением находить с московским начальством общий язык. Вообще он со всеми его находил. Даже с классовыми врагами, которые давно стали друзьями в деле освобождения Украины от большевиков.
В назначенное время Продан спустился по гранитным ступеням роскошного, с колоннами и высоченными потолками, трехэтажного здания штаба округа в центре Харькова. В руках он сжимал свой тревожный чемоданчик как раз для таких случаев.
Обещанным транспортом оказался новенький автобус на полтора десятка сидячих мест производства московского автозавода и с московскими же номерами. То есть москвичи прибыли на своем средстве передвижения. Отважный поступок. Не каждый двигатель дотянет от Москвы до Харькова.
Продан и гости вновь обменялись крепкими рукопожатиями, представившись уже по существу. «Каменный» оказался инспектором службы Наркомата, а улыбчивый, как и ожидалось, происходил из комиссаров.
Продан включил в себе экскурсовода, просветителя и пропагандиста. Он обращал внимание на достопримечательности, мимо которых проезжал автобус. Тут же умело вбрасывал интересные сведенья, перемежаемые со слухами и сплетнями, о городе, окрестностях, промышленности, а также войсковых частях и полигонах. Искренне вслух восхищался тем, что такие важные люди нашли время заглянуть в их края. А потом аккуратно ввинчивал, как командование округа и руководство оперативного отдела, не жалея сил и здоровья, крепят обороноспособность. И коль настанет окаянный час, то они стальной стеной встретят во всеоружии империалистического ворога. Ну и, конечно же, непременный реверанс в сторону мудрой военной политики Москвы.
«Каменный» все больше молчал, иногда выдавая какие-то междометия, выражающие удовольствие или сомнения. Улыбчивый с готовностью поддерживал разговор и задавал вопросы, по большей части какие-то формальные.
Давно Харьков остался позади. Автобус шел лихо, так что до полигона в Снегирево доберутся часа за полтора. Вот только на развилке свернули направо.
– Налево дорога, – забеспокоился Продан, которого кольнуло какое-то неприятное чувство.
– Нам еще по делам в одно место. Кой-какой запас пополнить, – пояснил комиссар.
– Можем не успеть до вечера.
– Успеем, – твердо заверил комиссар. – Всюду успеем.
Автобус закрутился по узким грунтовым дорогам, так что ветки деревьев корябали корпус, отчего водитель вворачивал крепкое словцо.
– Там мы ж совсем в глушь, – беспокоился все сильнее Продан.
– Что вы так нервничаете? – добродушно восклицал комиссар. – Ненадолго задержимся.
Остановился автобус около длинного дощатого домика, к которому примыкал наполненный дровами сарай.
– Кой-какие вещи здесь загрузим. А заодно разомнем ноги, перекурим и снова в путь-дорогу, – комиссар, расписывая вынужденный крюк так сладко, будто привез всех на курорт, вылез из салона.
«Каменный» последовал за ним. Продану ничего не оставалось, как присоединиться к товарищам из Москвы.
– Курите, – комиссар протянул раскрытый серебряный с позолотой портсигар.
Продан взял папиросу. Щелкнул бензиновой зажигалкой. Затянулся с видимым удовольствием.
Комиссар убрал портсигар в нагрудный карман. А потом ударил Продана кулаком под дых.
Дыхание у того сразу перехватило, и воздух вокруг кончился. Удар был по-боксерски сильным и отточенным. А потом москвичи навалились и очень умело закрутили руки.
Продан был далеко не слаб физически. Но спеленали его так умело и держали так крепко, что о сопротивлении не было и речи.
Он все же для приличия дернулся и, пытаясь вернуть дыхание, просипел:
– Вы что творите?