Расстрельное время

— Честно тебе напоследок скажу: не понравился ты мне поначалу. Даже не ты, а твое комиссарское звание, — откровенно сказал Каретников. — Шо такое комиссар? Я так думав, это шо-то вроде надзирателя в тюрьме: за всем следить, про всё начальству докладать. А ты не такой. Ты — совестливый, честный.

— С чего ты так решил? — улыбнулся Кольцов.

— Не только я. Сам Нестор Иванович посоветовав тебе до нас попросить. Ты ему понравился. А потом и я до тебе душой потянувся. Особенно, когда мы в Сиваши тонулы. Я боявся, вред от тебе буде, а оказалось, сплошна польза. Спасибо тоби.

— И вам всем спасибо! — И, пожимая руку Каретникову, Кольцов добавил: — Не навсегда прощаемся. Крым маленький. Ещё встретимся.

Кольцов понял: самое время уходить. Он растрогался, к горлу подкатился предательский ком. Он шагнул к порогу.

Но Каретников задержал его.

— Я знаю, вы, большевики, в Бога не верите, — торопливо сказал он и, сунув руку за ворот рубахи, потянул оттуда цепочку, стал снимать её через голову. — Хочу на память… шоб вспоминав…

— Но ты же сам сказал, что я в Бога не верю.

— Не то! — торопливо сказал он. — Не то!

В его руках оказалась цепочка, на которой, припаянная, покачивалась винтовочная пуля.

— Она должна була убить мене, а смилостивилась. В шапке запуталась. А тетка Христина — гадалка у нас в Гуляйполе — сказала: «Ты всегда носи её на себе. Она смерть от пули будет од тебе одвертать». И правда, три раза опосля в мене стреляли. Один раз — с пяти шагов, в упор. И мимо! — Каретников протянул свой амулет Кольцову. — Прими на память. Пускай она тебе храныть. А я всегда буду тебе помныть.

Каретников помог одеть Кольцову через голову цепочку с «заговоренной» пулей. Они обнялись.

Кольцов торопливо вышел.

Глава шестая

К Сивашу они подъехали верхом. Молодой махновец проводил его к самому берегу, и на трех конях вернулся обратно, в Юшунь.

Лодку они с Бушкиным нашли на том самом месте, где её всегда оставлял Мишка Черниговский — последний от него привет. Видно было, ею пользовались, но каждый раз оставляли на берегу Сиваша, на привычном для Кольцова месте.

В сумерках они переправились через Сиваш и вскоре уже были в Строгановке. Отыскали дом, где квартировал Гольдман. И вскоре уже сидели в тепле за столом, во главе которого восседал Исаак Абрамович. В доме было уютно. И что-то тихо шептал самовар.

Обменялись новостями. Одна из них очень заинтересовала Кольцова.

— Помнишь, ты меня про того вихлявого снабженца спрашивал?

— Жихарев, что ли? — напомнил Кольцов.

— Он самый. Представляешь, два продовольственных склада в Каховке поджег.

— Случайно, что ли? — не понял Кольцов.

— Матёрым врагом оказался. Его свои же разоблачили. А он, тертый калач, всех их вокруг пальца обвел — и сбежал.

— Куда?

— Известно, куда. К своим, к белякам. А я, Паша, всё думаю: мы с ним разговоры разговаривали, один хлеб с ним ели. И — никаких подозрений, ничего сердце не подсказало.

— Я уже у тебя это спрашивал. Хоть теперь скажи мне, пожалуйста, любезнейший мой друг Гольдман, не Жихарев ли помог тебе тогда достать тачанку для нашей поездки?

— Нет, не он! — напрягая память, как-то поскучнел Гольдман, но спустя короткое время облегченно вздохнул. — Нет.

Потом они пили морковный чай, продолжали разговаривать о разном. Гольдман был непривычно задумчив. И наконец сказал:

— Знаешь, Паша! Я ведь эту проклятую тачанку тогда действительно у снабженцев выпросил. С этим, Жихаревым, я, помнится, разговаривал, это точно. Но не о тебе и не о твоей поездке. Но он там вертелся, это точно.

Так начала приоткрываться одна увлекательная история, конца которой пока ещё не было видно.

* * *

Генерал Кутепов, находившийся на станции Сарабуз, спустя час сообщил по телефону Врангелю, что корпус Барбовича почти полностью уничтожен. Станция Юшунь в руках большевиков. Не входя в соприкосновение с противником, части дроздовской дивизии, остатки конного корпуса Барбовича и Донской корпус продолжают отступление. Подразделения Первого армейского корпуса сосредоточились у села Букулчак.

— Жду ваших дальнейших распоряжений, — заканчивая разговор, сказал Кутепов.

С трубкой у уха он ждал ответа главнокомандующего. Но трубка молчала.

Как ни готовился Врангель к этому известию, все же оно сразило его. Надеяться больше было не на что.

Трубка продолжала молчать пять минут. Десять. Кутепов положил её на аппарат и покинул вагон связистов.

Лишь к вечеру связисты разыскали Кутепова и передали ему приказ, который следовало исполнять незамедлительно.

Всем войскам, оторвавшимся от преследования противника, предлагалось направляться в порты на погрузку.

Первому и Второму армейским корпусам предписывалось следовать в Евпаторию и Севастополь. Остаткам конного корпуса Барбовича надлежало двигаться в Ялту. Кубанцев генерала Фостикова ждали для погрузки в Феодосии. Донской корпус генерала Абрамова и Тереко-Астраханская бригада направлялись в Керчь.

Для ускорения передвижения пехоту было приказано посадить на подводы. Коннице надлежало прикрывать отходы.

* * *