Рассказы тридцатилетних

И жена Антипова, жившая с ним общей жизнью, должна острее всего ощущать потерю. Прожив много лет с другим человеком, врастаешь в него. Симбиоз людей, жизненно необходимый, разрушается, когда уходит один из них, уходит навсегда. В конечном счете все мы зависим друг от друга, но больше всего — от наших близких, подчас ненавидимых или мучительно любимых нами, но все равно — уйди от них — и останешься в тягостной пустоте, которую придется заполнять иными звеньями, другими людьми. И если он, Буданов, пусть невольно, но разрушил эту цепь, то именно он в ответе за ту бездушную среду, в которой сейчас живет Антипова, именно он должен помочь ей.

Он ехал и думал о том, что женщины сильнее врастают в своих близких, они больше страдают от потерь, и мечутся в разомкнутом кругу, и принимают разные обличья, и соединяют в себе те разрозненные звенья, что остались после смерти любимого.

И вот она, Антипова, не может найти покоя ни в душе своей, ни в окружающем мире и, как камбала, выброшенная на берег, меняет свой цвет, растерянная и неумелая, близкая к гибели, лихорадочно ищет ту форму, в которой она может найти успокоение и прерванную связь с миром.

Буданов думал так, и ему казалось, что он нашел ключ к этой женщине, нашел объяснение ее метаморфозам, ее судорожным попыткам обрести себя…

Он попробовал вытащить ящик с телевизором, но одному это было не по силам. На скамеечке у подъезда сидел человек, и Буданов попросил его помочь. Тот выразительно оттопырил мизинец и большой палец, Буданов понимающе кивнул, и они, ухватившись за прорези в картонном ящике, потащили его по узким лестницам. «К Антиповой, что ли?» — спросил человек. «Да», — неохотно ответил Буданов. «Ага. Ясно, — сказал тот. — Ты ей, значит, телевизор, а она тебя, значит, в гроб сведет. Ох, чертова баба!» Буданову не хотелось разговаривать, но он все же спросил: «Почему?» — «А так, стерва и все тут. Думаешь, ты один такой? Как бы не так. Володька вот из-за нее пропал, и ты пропадешь. Как пить дать! Она ящик-то твой загонит и похоронит тебя на эти денежки. Так что свой гроб несешь. Понял?» — «Понял», — сказал Буданов, запнулся о ступеньку и чуть не грохнул свой груз, и даже вспотел от страха, как любящий отец, уронивший ребенка и подхвативший его у самой земли.

Дверь была незапертой, и снова никто не встретил его в прихожей, но горел свет, было прибрано и пахло духами и еще чем-то аптечным. Буданов поставил ящик у стены и вежливо кашлянул. Было тихо, даже водопроводные трубы не пели, и Буданов чувствовал себя неуютно, как неопытный вор. И все-таки он снял пальто, разулся и постучался в дверь комнаты. Никто не ответил, да он и не ждал ответа, громко кашлянул и вошел. Здесь тоже горел свет, все три лампы высвечивали закоулки комнаты, и оттого она казалась еще более нежилой и неприглядной. Обшивка стульев протертая, нестираная, круглый стол с вызывающей бедностью застелен исшарканной клеенкой, и продавленный диван, и телевизор, сиротской, давно уже не выпускаемой модели.

Хозяйки здесь не было. Не было ее ни на кухне, ни в ванной, ни в соседнем закутке. Буданов выругался про себя, все приготовленные слова стали никчемными, и вообще, все ожидаемое им не сбывалось, и это раздражало.

Он решил подождать, а чтобы чем-нибудь заняться, стал распаковывать телевизор. Он и в самом деле был красив той красотой, какой обладают дорогие вещи. Буданов уважал электронику, хотя бы потому, что мало разбирался в ней, и, честно говоря, сам процесс превращения невидимых колебаний неощутимого пространства в цвет и звук так и оставался для него чудесным таинством, уделом избранных, священнодействием умников.

Скрупулезно следуя инструкции, он настроил телевизор и по-детски обрадовался, когда цветные блики скользнули по экрану и воплотились в людей, а динамики донесли до него голоса, прозвучавшие за тысячи километров отсюда.

Как и в прошлый раз, он придвинул стул и стал смотреть телевизор. Непроизвольно он ловил звуки, доносившиеся из кухни и прихожей, ждал, когда откроется дверь, но слышал только редкие голоса за окном.

И вот, скрипнула дверь и кто-то вошел, напевая. Это была Антипова; она зашла в комнату, румяная и веселая, прижимая к груди нарядную куклу, и остановилась, увидев Буданова, и сдержанно кивнула ему.

Он встал, убавил звук и сказал: «Вы звали меня. Я приехал. Вот это я привез вам. Если он вам не понравится, можете его продать. Надеюсь, что я хоть немного, но расплатился с вами. Теперь все? Я могу быть свободен?»